Мое сердце остановилось, споткнувшись о каракули в блокноте:
Три свидания.
Обратно в фойе «Редбека» с новым столбиком мелочи.
— Арнольд Фаулер слушает.
— Эдвард Данфорд из «Пост». Мне неловко беспокоить вас, но я готовлю материал о нападениях на лебедей в Бреттонском парке.
— Понятно.
— Я бы хотел встретиться с вами.
— Когда?
— Может быть, сегодня утром? Я знаю, мы не договаривались заранее.
— Вообще-то, я как раз сегодня утром буду в Бреттоне. Я веду занятие по природоведению у школьников из Хорбери, оно начнется в десять тридцать.
— Я могу приехать к половине десятого.
— Встречаемся в главном зале.
— Спасибо.
— До свидания.
По дороге в Бреттон яркое колючее зимнее солнце пронизывало лобовое стекло, печка гудела так же громко, как радио:
Ирландская республиканская армия и Стоунхаус, борьба за первое место в рождественском хит- параде, в центральной прессе в который раз погибала Клер Кемплей.
Я бросил взгляд в зеркало заднего обзора.
Одной рукой крутя ручку приемника, я нашел местный канал:
Клер еще дышала на «Радио Лидс», слушатели звонили на радиостанцию, требуя разобраться и пресечь подобные случаи, ну какое же чудовище могло сотворить такое, и, вообще, вешать их мало, этих уродов, которые способны на такие вещи.
Полиция вдруг затаилась — ни версий, ни пресс-конференций.
А я думаю: затишье перед чертовой, на фиг, бурей.
— Хорошая погода сегодня, — сказал я, расплываясь в улыбке.
— Наконец-то, — ответил Арнольд Фаулер, шестьдесят пять лет, одет с иголочки.
Главный зал был большим и холодным, стены покрыты детскими рисунками и картинами с изображением птиц и деревьев.
Высоко вверху со стеклянного купола свисал огромный лебедь из папье-маше.
В зале стоял знакомый запах зимней церкви, и я вспомнил о Мэнди Уаймер.
— Я знал вашего отца, — сказал Арнольд Фаулер, провожая меня в маленькую кухню, где стояли два стула и стол с бледно-голубой пластиковой столешницей.
— Правда?
— О да. Превосходный портной. — Он расстегнул твидовый пиджак, чтобы показать мне ярлык, который я видел каждый день, всю свою жизнь:
— Мир тесен, — сказал я.
— Да-а. Но уже не так, как раньше.
— Ему бы это очень польстило.
— Не думаю. Я хорошо помню Рональда Данфорда.
— Тут вы правы, — улыбнулся я, думая, ведь прошла всего неделя.
— Я очень расстроился, когда узнал, что его не стало, — сказал Арнольд Фаулер.
— Спасибо.
— А как ваша мама?
— Вы знаете, справляется. Она у меня очень сильная.
— Да-а, йоркширская девушка до мозга костей.
— А знаете, вы работали в школе Святой Троицы, когда я там учился.
— Неудивительно. По-моему, в разное время мне довелось поработать в каждой школе Западного округа. А вам нравилось учиться?
— Ага. Я очень хорошо помню школу. Но я никак не мог научиться рисовать, даже под дулом пистолета.
Арнольд Фаулер улыбнулся:
— Значит, вы не были в моем Клубе юннатов?
— К сожалению, нет. Я был в Бригаде мальчиков.
— Это те, что в футбол играли?
— Ага. — Впервые за долгое время я засмеялся.
— Мы до сих пор в меньшинстве. — Он протянул мне кружку чая. — Сахар сами положите.
Я положил две большие ложки и долго размешивал их.
Когда я поднял глаза, Арнольд Фаулер смотрел на меня в упор.
— А с чего это вдруг у Билла Хаддена проснулся интерес к лебедям?
— Мистер Хадден тут ни при чем. Просто я написал статью о несчастных пони в Невертоне, а потом услышал о лебедях.
— Откуда услышали?
— Народ говорил в редакции. Барри Гэннон, он…
Арнольд Фаулер покачал головой:
— Ужасное, ужасное дело. Я его отца тоже знаю. Очень хорошо знаю.
— Правда? — спросил я, притворяясь фантиком, притворяясь полным дураком.
— Да-а. Какая жалость. Такой талантливый молодой человек был этот Барри.
Я сделал глоток обжигающего сладкого чая и сказал:
— Я не знаю подробностей.
— Простите?
— О лебедях.
— А, понятно.
Я достал блокнот.
— Сколько всего случаев имело место?
— В этом году — два.
— Когда это было?
— Один где-то в августе. Другой — чуть больше недели тому назад.
— Вы сказали, в этом году?
— Да. Такие случаи происходят постоянно.
— Правда?
— Да. Это омерзительно.
— Одинаковые случаи?
— Нет, что вы. То, что произошло в этом году, — чистое варварство.
— Что вы имеете в виду?
— Над ними издевались.
— Издевались?
— Отрубили крылья к чертовой матери. Живому.
Во рту у меня стало сухо, как в пустыне.
— А что обычно бывает?
— Из лука стреляют, из пневматических винтовок, дротики бросают.
— А полиция? Вы всегда сообщаете о таких случаях?
— Да. Конечно.
— И что они сказали?
