задания Ленина в 1920 г., наградив всех орденами Красного Знамени, а меня еще и золотыми часами. В приказе 12-й Армии от 20 августа 1920 года говорилось: «Орденом «Красного Знамени» награждается Врид. командира 21-го авиаотряда тов. Шелухин Петр за целый ряд выдающихся по продолжительности и достигнутым результатам боевых полетов, совершенных под обстрелом противника».
Что это были за полеты?
Один из таких боевых полетов мной совершался над Киевом после того, как он был занят белополяками. Захватив Киев, они стали накапливать свои силы в ударную группировку для дальнейшего наступления вглубь советской территории. Штаб 12-й Армии поручил мне систематическими полетами уточнить откуда поступает это накопление новых сил противника и где сосредотачивается эта группировка противника.
Целым рядом глубоких авиаразведок в тыл к противнику и аэрофотосъемкой было установлено, что накопление сил противника идет беспрерывным потоком воинских эшелонов по железнодорожным магистралям. А вот куда войска противника двигались из Киева, долгое время установить не удавалось. Поэтому мне часто и долго приходилось летать над Киевским ж.д. узлом с производством аэрофотосъемок для уточнения состава группировки противника.
Однажды, увлекшись наблюдением за землей, я незаметно для себя оказался окруженным четырьмя истребителями противника.
Мне запрещалось вступать в воздушные бои с противником и предписывалось строго беречь результаты аэрофотосъемки. В данном случае уйти от противника можно было только атакой истребителя, идущего на меня спереди, что я и сделал.
Летал я тогда на одноместном истребителе «Ньюпор-24». Самолет легкий, очень маневренный. По маневренности и набору высоты он превосходил истребители противника, но вот по скорости полета уступал им.
Самолеты на встречном курсе быстро сближались, положение стало угрожающим, не исключалась возможность столкновения. Нервы противника не выдерживают, он торопится и с большой дистанции (1,5 - 2 километра) дает по мне короткую пулеметную стрельбу, а потом поворачивает в сторону, подставляя борт своего самолета под мой кольцевой прицел. Я молниеносно взял необходимую поправку по прицелу для точной стрельбы и с близкой дистанции выпустил короткие очереди. От самолета противника пошел черный дым, и он стал быстро снижаться. Но опасность еще не миновала: сзади три истребителя противника гонятся за мной, бой происходит над Киевом, в глубине захваченной противником территории, где он быстро сможет получить подкрепление.
Удирая от преследующих меня истребителей противника, я дал полный газ мотору, а самолет «Ньюпор- 24» при увеличении скорости начинает жать на ручку управления, как бы просится скорей пустить его на высоту. Я освободил ручку управления, рискуя потерять скорость самолета и сорваться в штопор, и стал быстро набирать высоту, да так, что у меня ноги задрались выше головы.
Три истребителя противника нагнали меня, но они находились намного ниже моего самолета. Превосходство в высоте в воздушном бою давало мне огромное преимущество. Одноместные истребители не могли вести прицельный огонь по мне снизу, а я сверху имел возможность выбрать удобный момент, чтобы строго прицельным огнем атаковать любого из них. К бою я, однако, не стремился, поэтому спокойно полетел на свою территорию.
Фронт тогда проходил севернее г. Бровары. Противник беспомощно провел меня до Бровар, затем вернулся обратно в Киев, а я, почувствовав свое превосходство над истребителями противника, тоже повернул на Киев, продолжая свою авиаразведку уже с большой высоты. С высоты 5000 метров, при хорошей видимости, я заметил, что леса северо-западнее Бровар покрыты редким туманом. Туман вызвал подозрение, так как кругом нигде таких туманов больше видно не было. Снизившись на 1000 метров, я увидел заполонившие леса войска противника - это была та самая ударная группировка войск противника, скрытно сосредоточенная для дальнейшего наступления в глубь нашей территории. Только раньше предполагалось, что враг будет наносить главный удар с Киева на Кременчуг-Днепропетровск, а теперь выяснилось, что он сосредоточил свои силы на левобережье от Киева и собирается наносить его к северу от Киева в тыл нашему Западному фронту.
Я быстро снизился на 200 метров и стал фотографировать с воздуха весь район леса с войсками противника. Затем, набрав высоту, ушел через Бровары к себе на Боб- ровицкий аэродром. По мне был открыт мощный зенитный огонь противника. Все небо покрылось густыми разрывами шрапнельных и бризантных снарядов. На высоте около 600 метров один из них разорвался под моим самолетом. Самолет взрывной волной опрокинуло, а я получил легкое ранение, был контужен, отчего временно потерял сознание. Очнулся от струи холодного воздуха. Посмотрев на нижнюю правую плоскость крыла, увидел, что четверть этой плоскости превращена в тряпку. Бросил взгляд вперед - снаряд выбил один цилиндр из мотора, сам мотор исковеркан. Сорванный капот закрыл мне видимость вперед между центропланом. Вообще казалось, что на моем самолете все разрушено. С большим трудом я перевернул самолет вниз уцелевшим шасси, и перевел его в планирующий полет в направлении от Бровар на свою территорию. Пролетая уже совсем низко над вражескими окопами, вижу, как разбегаются солдаты противника, считая, видимо, что я буду атаковать их с воздуха. Я же в беспомощном состоянии думал, как бы мне перелететь окопы и посадить самолет хотя бы между позиций.
Вот и окопы. Я прошел почти над головами солдат противника и посадил самолет на выбранной площадке между позициями своих и вражеских войск. Не ожидая остановки, при пробеге самолета, я быстро отвязался, выпрыгнул из него и побежал к своим окопам. На фронте стояло затишье, но вскорости после посадки, по самолету был открыт ураганный пулеметный огонь как со стороны окопов противника, так и со стороны наших войск. Я упал в траву, но вспомнил, что в самолете оставил фотоаппарат «Потэ» с очень важными аэрофотоснимками. Быстро вскочил и, как угорелый, побежал обратно к самолету. Пули свистели кругом, но я был всецело поглощен быстрым изъятием из самолета оставленного там фотоаппарата. Подбежал к самолету, встал на подножку, перевалился через борт кабины самолета и, быстро отстегнув ремень, крепящий фотоаппарат, взял свой «Потэ». Но бежать обратно уже не мог - сапог левой ноги заполнился кровью, она струилась из него ручьем.
Я снова упал в траву, чтобы осмотреть рану: две пули попали мне в левую ногу ниже колена, к счастью, не задев кости. Сгоряча никакой боли не чувствовал, но в сознании мелькнула мысль: быстро могу потерять много крови и не сумею доползти к своим окопам. Молниеносно разорвав нижнюю рубаху, туго перевязал ногу выше раны и стал по- пластунски ползти в траве к своим окопам, буксируя на ремне фотоаппарат. Полз к своим окопам я очень долго, видел, как за мой самолет завязался бой между сторонами, видел, как кавалерийский разъезд противника стал быстро двигаться к самолету, но отогнанный огнем нашей артиллерии, отошел в лес. Когда я подполз к своим окопам, то попал в не менее тяжелое положение: разъяренные красноармейцы встретили меня штыками на перевес, приняв за вражеского лазутчика. Я с криком: «Свой, раненый!» ввалился в окоп. Красноармейцы убрали штыки, промыли и перевязали мне рану, а мой «Потэ» немедленно отправили в штаб дивизии.
Ночью красноармейцы, рискуя своей жизнью, подползли к моему самолету, к шасси привязали конец длинного каната. За канат втащили самолет в окопы, а затем отправили в ремонт. А проявленные аэрофотоснимки оказались действительно очень ценными. Они вскрыли и подтвердили, что в лесах северо- восточнее Бровар находилась ударная группировка противника, которая была вскоре разгромлена сосредоточенными силами всех родов войск 12-й Армии. Вот за это я и был награжден своим первым орденом «Красного Знамени».
В начале августа 1920 г. я уже стал Врид. командира 21-го авиаотряда. А в сентябре 1920 г. был переброшен на Южный фронт и командовал там 16-м разведывательным и 6-м истребительным авиаотрядом в боях с врангелевцами; впоследствии был награжден еще двумя орденами «Красного Знамени» за Гражданскую войну.
