Мейстраль обвел комнату взглядом в поисках выпивки. Профейн вылакал все, что было.

– Свинья.

– Кто? – спросил Профейн, проснувшись. Мейстраль прочитал ему записку. Профейн скатился с кровати и подполз к окну.

– Какой сегодня день? – спросил он и чуть погодя добавил: – Паола тоже уехала?

– Вчера вечером.

– Все меня бросили. Ладно. Как вы мной распорядитесь?

– Для начала дам тебе в долг пятерку.

– В долг? – взревел Профейн. – Лучше подумайте как следует.

– Я еще зайду, – сказал Мейстраль.

Вечером Профейн побрился, принял ванну, надел замшевую куртку, джинсы, напялил на голову широкополую ковбойскую шляпу и отправился прошвырнуться на Королевскую дорогу в поисках развлечений. Развлечение подвернулось в лице чистокровной американки Бренды Уигглсуорт, которая училась в Бивер-колледже и, по ее словам, была обладательницей семидесяти двух пар бермуд – половину она взяла с собой, отправившись в июне в Большое турне по Европе, которое обещало быть на редкость веселым путешествием. Впрочем, уже всю дорогу через Атлантику на корабле бурлило такое веселье, что у Бренды голова шла кругом – не столько от головокружительной высоты шлюпочной палубы, сколько от джина с терновым тоником. Во время этого развеселого плавания на восток она делила уют спасательных шлюпок со студентом академических равнин Джерси (летом он подрабатывал стюардом), который подарил ей игрушечного тигра, дал повод опасаться беременности (его эта проблема не волновала) и обещание встретиться с ней в Амстердаме у бара «Пять мух». На свидание он так и не пришел, но зато она пришла в себя – по крайней мере, твердо решила вновь стать безгрешной пуританкой и начать Праведную Жизнь сразу, как только выйдет замуж, что собиралась сделать в ближайшее время; такое решение она приняла на заполненной десятками черных велосипедов стоянке у бара возле канала, чувствуя себя выброшенной на свалку, травинкой перед нашествием саранчи. Не важно, скелет или панцирь, – внутри та же прочность, что и снаружи, и она – уже не прежняя хрупкая Бренда, девушка с белокурыми локонами, – продолжила путь вдоль Рейна, по пологим холмам с виноградниками, затем в Тироль и оттуда в Тоскану на взятом напрокат «моррисе», у которого бензонасос то и дело стучал от натуги, в такт ее сердцу и щелканью фотоаппарата.

Сезон в Валлетте подошел к концу, и все друзья Бренды давно вернулись в Штаты. Денег у нее почти не осталось. Профейн тут помочь ничем не мог. Она нашла его очаровательным.

Один за другим поглощая коктейли с терновым тоником, отчего мало-помалу таяли пять фунтов, одолженных Мейстралем, и потягивая пиво, Бренда и Бенни беседовали о том, как их угораздило оказаться на этом далеком острове и куда каждому из них хотелось бы поехать после Валлетты, но, похоже, она могла вернуться только в колледж, а он – на Улицу, то есть все равно что никуда, согласились они; однако мы порой уезжаем в никуда, уговаривая себя, что едем в какое-то конкретное место: для этого нужен особый талант, хотя редко кто способен спорить с самим собой или сильно к себе придираться.

В тот вечер они по крайней мере убедили себя и друг друга в том, что мир – сплошное дерьмо. Поверить в это им помогли сновавшие кругом английские морпехи, десантники и моряки, которые также уходили в никуда. Моряков с «Эшафота» нигде не было видно, и Профейн решил, что «Эшафот» уже покинул Валлетту – не могли же все они поголовно стать такими чистоплюями, чтобы держаться подальше от Кишки. От этой мысли он погрустнел и подумал, что, возможно, все его пристанища были временными и – несмотря на неодушевленность – передвигались так же бесцельно, как он сам, ведь всякое движение относительно. И