не мог заниматься хозяйством, все было направлено на то, чтобы выжить, выстоять»[256].
Помимо этого, серьезным препятствием на пути экономического развития новой Кубы были общая слабость хозяйственного механизма, ранее являвшегося всего лишь придатком к экономике Соединенных Штатов, острый недостаток многих необходимых ресурсов (на острове не было, скажем, разведанных запасов никакого топлива) и дефицитных продуктов. Хотя Куба до революции была страной со средним уровнем развития капитализма, ее хозяйство носило ярко выраженный колониальный, монокультурный характер, полностью зависело от колебаний мировых цен на сахар.
К этому нужно добавить (в данном случае как негатив) и буквально неуемное нетерпение лидеров, включая Че, как можно быстрее покончить с указанными выше проблемами, порою абстрагируясь от имевшихся для этого объективных условий. В этом уже спустя много лет самокритично признавался Фидель Кастро:
«В деле управления нашей экономикой мы несомненно не избежали идеалистических ошибок. В некоторых случаях игнорировали положение о существовании объективных экономических законов, которых необходимо придерживаться»[257]).
Указанное выше стремление развивать экономику предельными темпами привело к выдвижению планов ускоренной, форсированной индустриализации, к недооценке роли сахарного производства. В своей экономической политике кубинские руководители на первом этапе пытались претворить в жизнь и такие концепции, несостоятельность которых была уже доказана опытом других социалистических стран. К их числу относится система централизованного финансирования.
По этой системе, принятой законом в январе 1962 года, предприятия получали свои фонды из госбюджета на определенный срок, а отношения между ними принимали форму простого продуктообмена на основе государственного плана. Моральные стимулы (это было самым важным для сторонника системы Че Гевары) рассматривались в качестве главной пружины развития производства и поощрения трудящихся (предусматривались и некоторые материальные стимулы).
Возникает вопрос, прав ли был министр промышленности, отстаивая указанную систему?
И да, и нет. Да, потому что она больше отвечала, чем другие, задачам созидания будущего общества, в частности воспитанию новой морали, за которую так ратовал команданте-мечтатель. Эта система позволяла обходиться более дешевым бюрократическим аппаратом. Например, по причине полного освобождения всех государственных предприятий от налогов, установления порядка безналичных расчетов между ними, единых экономической статистики и бухгалтерского учета. Наконец, она больше соответствовала логике политики государства с высоким процентом обобществления средств производства.
Автору довелось присутствовать на встрече Эрнесто Гевары с группой советских экономистов, главной целью которых, как мне показалось, было убедить министра в преимуществах хозрасчетной системы. Когда в беседе был использован аргумент новой экономической политики (НЭП) и сделана ссылка на Ленина, Че с удовлетворением закивал головой, как будто ждал этого довода:
«Не забывайте, что Владимир Ленин, — сказал он, — рассматривал концепцию НЭПа как преходящую, а не постоянную... Скорее, как тактическое отступление».
Поэтому вряд ли можно согласиться с теми авторами, которые утверждают, что кубинские руководители выступали против использования, если даже того требует ситуация, некоторых инструментов госкапитализма с целью хотя бы поддержания прежнего уровня производства[258].
«Пытаясь осуществить социализм с помощью таких инструментов капитализма как рентабельность или экономическая заинтересованность, — утверждал Гевара, — можно оказаться в тупике». На наш взгляд, тупик (или застой), в котором оказался лагерь социализма на рубеже 70—80 гг. прошлого столетия, скорее подтверждает, нежели опровергает это геваровское утверждение.
Что касается соображений «против», то другая система экономической самостоятельности предприятий (или, как ее именовали в СССР, хозяйственного расчета) позволяла использовать действующий в любом современном обществе закон стоимости, а также товарно-денежные отношения, поддерживать эффективные связи как внутри государственного сектора, так и последнего с частным сектором. К тому же она была инструментом обеспечения рентабельности в экономике.
Как и во многих других начинаниях, разрабатывая систему развития и управления кубинской экономикой, Э. Гевара никогда не занимал «упертой», однозначной позиции. По своим взглядам он был диалектиком и никогда — догматиком. Если порою и грешил некоторым идеализмом, то лишь в оценках простого труженика, наделяя его (опять же при определенных условиях) чрезмерной сознательностью и подобным себе бескорыстием. И даже в этих вопросах он отличался реалистическим подходом в целом. Разве не свидетельствуют об этом следующие слова Че?
«В процессе создания нового человека важно правильно выбрать инструменты мобилизации масс (главным образом морального порядка, не забывая и о правильном использовании материальных стимулов)»[259].
Поэтому, защищая систему бюджетного финансирования» он не только видит ее слабые стороны, но и призывает внимательно изучать, а иногда и применять ее антипод — хозяйственный расчет. И не случайно на долю последнего в 1964 году приходилось почти полторы тысячи хозяйственных единиц[260].
Более того, он не упускал из виду при этом такие негативные моменты и характеристики, как слаборазвитость, зависимость от международной экономики, отсутствие достаточного для обобществленного труда образования, неэффективные методы руководства, слабая связь между авангардом общества и народными массами. Обо всем этом он говорит в своих трудах и публичных выступлениях. Далек он был и от противопоставления такого понятия как «сознание» экономике. Оно, по мысли Гевары, — «понимание людьми экономических явлений, степень, в какой они управляют этими явлениями с помощью плана»[261].
Но самым важным выводом, какой можно сделать, изучая и знакомясь с гигантской работой «главного экономиста» новой Кубы, — его первостепенная забота о благе народа. Всю свою деятельность он подчиняет этому. «Теперь, когда в руках народа, — с удовлетворением говорил он в 1961 году, — 85% экономики, все банки, базовая промышленность и 50% сельскохозяйственного производства, мы можем приступить к государственному планированию... Это позволит повысить в два раза уровень жизни народа к 1965 году»[262].
В октябре 1964 года в английском журнале «Интернэшнл аффэрс» появилась статья Эрнесто Гевары. В ней он как бы подводил итог своей деятельности на посту министра промышленности Кубы. Отмечая достижения страны в экономике, Че признавал, что успехи могли бы быть более ощутимыми, если бы не серьезные ошибки, связанные с отсутствием опыта и необходимых знаний.
Первая из них, по словам министра, — это необдуманная диверсификация сельского хозяйства (развитие нескольких направлений, а не монокультуры — сахара. —
И все же, добавим от себя, несмотря на все недостатки и трудности, промышленное производство на Кубе в 1963 году выросло в сравнении с предыдущим годом на 6 процентов.
Учитывая вышесказанное, представляется исключительно важными оценки роли и позиций Э. Гевары в вопросах экономики кубинскими руководителями, в первую очередь Фиделем Кастро. Они свидетельствуют о глубоком понимании намерений и переживаний Че.
Послушаем, что говорил по этому поводу Фидель:
«Порою Че чувствовал себя неудачником в этот период (первые годы после победы революции. —
