членов Организации Объединенных Наций (достаточно сказать, что власти позволили ему поселиться лишь в негритянском Гарлеме, в бедной и грязной гостинице). (
Но это было только начало. С первых дней после победы революции ни на минуту не прекращались агрессивные акты правящих кругов США против Кубы. Правительство Эйзенхауэра решило применить к Кубе «гватемальское решение», дав руководителю Центрального разведывательного управления Аллену Даллесу указание действовать более решительно и разработать планы вторжения на Остров[279]. Саботаж, шпионаж, бомбардировки, пиратские нападения на населенные пункты, террористические акты (например, взрыв стоявшего в Гаванском порту груженного бельгийским оружием судна «Ле Кувр»), угон самолетов, организация покушений на лидеров революции. (
Причем если на первых порах американцы пытались прикрывать подобные акции вывеской кубинской оппозиции, то позднее, особенно после разрыва по их инициативе дипотношений с Кубой, они стали действовать более нагло и откровенно. Об этом, в частности, свидетельствовала подготовленная на их территории высадка наемников у Плайя-Хирон, о которой мы рассказывали выше.
Поэтому можно понять проникнутые возмущением слова Гевары, сказанные им по поводу обвинения его послом США в Гаване Бонсолом (тот указал на Гевару как на одного их тех, «кто разрушает традиционную американо-кубинскую дружбу»):
«Этот тип думает, что я обладаю волшебной палочкой мага. Совсем тронулся! Это не я развязал войну против янки: они это «сделали» сами. А теперь — поделом им! (подчеркнутые слова несколько «смягчены» мною при переводе. —
Че Гевара испытывал вдвойне всю тяжесть подобного «добрососедства»: как куратор одного из армейских округов и как человек, стоявший у руля кубинской экономики, ибо объявленная Штатами экономическая блокада Кубе весьма заметно ударила по его планам развития экономики страны. А сколько еще было таких ударов до объявления блокады!
Вспомнить хотя бы отказ США поставлять Кубе нефть и даже рафинировать купленную в других странах на своих заводах, расположенных на Острове. В условиях Кубы, не добывавшей тогда ни одного литра нефти, это означало действительно воплощение второй части лозунга повстанцев — «Родина или смерть!» Или лишение кубинцев традиционной экспортной квоты сахара, с которой практически была увязана работа всей сахарной промышленности страны, а как следствие — импортные возможности. Правда, вряд ли справедливо было бы говорить, что упомянутая квота заметно содействовала развитию кубинской экономики (как это утверждали многие американские газеты). На самом деле она не гарантировала экономику Кубы от систематических спадов. (Так, стоимость кубинского экспорта в 1954 году составляла 432 млн. долларов, на целых 55% меньше, чем в 1951 году[281] .
Но подобных собственных шагов Соединенным Штатам казалось мало. Они лезли буквально из кожи вон, чтобы, используя выдуманный ими жупел «коммунистической угрозы», натравить против Кубы все межамериканское сообщество, подвергнуть ее своеобразному континентальному «карантину». США потребовали от правительств латиноамериканских государств порвать дипломатические отношения с Кубой и исключить ее из Организации американских государств (ОАГ). (
С приходом к власти в США администрации Джона Кеннеди в мире появились легкие надежды на смягчение американской позиции в отношении Кубы. Это объяснялось тем, что новый президент считал возможным сдержать революционный процесс в Латинской Америке не только применением силы, но и с помощью реформ, ускоривших бы там развитие капитализма. Конкретным воплощением этой идеи стало создание так называемого «Союза ради прогресса». Главным начинанием в рамках этой акции стало обещание Вашингтона предоставить латиноамериканским странам на нужды развития 20 млрд. долл., по 2 млрд. в год. (
Объявляя 13 марта 1961 года латиноамериканским послам в Вашингтоне (посол Кубы уже покинул США) о планах «Союза ради прогресса», Д. Кеннеди располагал полной информацией в отношении будущей интервенции у Плайя-Хирон. Тысячу раз был прав Че Гевара, когда на вопрос советского журналиста в Москве о смене администраций в США сказал:
«Эта страна является врагом Кубы уже более века. Не думаю, что она изменится при смене одного президента, играющего в гольф, другим, увлекающимся яхт-спортом»[282] . Говоря о Соединенных Штатах, Че частенько иронизировал:
«60 лет господства этой страны на Кубе обойдется этой стране в 100 млн. долл. (сумма кубинского долга. —
Работая в Национальном банке, Гевара проанализировал имевшиеся там финансовые документы, касающиеся американских инвестиций. Получилась весьма «интересная» картина: за последние (перед победой революции) 15 лет США вложили в экономику Острова 770 млн. долл. Из них 550 млн. вернулись в Соединенные Штаты и только 150 млн. достались Кубе в виде инвестиций. За еще более короткий срок — 10 лет — отрицательное сальдо торгового баланса с США составило для Кубы 1 млрд. долл.[284].
И даже такая политика и позиция Штатов не помешали кубинскому руководству сделать примирительный жест в сторону США: в день инаугурации Кеннеди, по распоряжению главнокомандующего, вооруженные силы Кубы провели свою частичную демобилизацию. После разгрома десанта у Плайя-Хирон все же теплилась надежда хотя бы на некоторое смягчение позиции американской администрации по отношению к Кубе. Усиливали эту надежду и примирительные высказывания отдельных влиятельных американцев, не желавших нового появления «барбудос» на континенте. (Еще в первые дни после победы Кубинской революции брат президента Эйзенхауэра Мильтон призвал правительство США извлечь урок из кубинских событий и поддерживать с латиноамериканскими диктаторами лишь чисто протокольные отношения[285]. Поэтому правительство Кубы приняло приглашение ОАГ участвовать в специальной сессии ее социального и экономического совета в августе 1961 года.
В Пунта-дель-Эсте (Уругвай), место проведения сессии, по Решению кубинского правительства должен был лететь Э. Гевара. Назначенный в феврале того же года министром промышленности, Че с учетом занятости в армии (не говоря уже о Плайя-Хирон) только три месяца назад начал вплотную заниматься делами министерства. Он высказал возражения против своей поездки премьер-министру. В ответ Фидель Кастро сказал:
«Если ты откажешься, я буду вынужден приказать тебе поехать... Ты же знаешь, что мы стоим перед опасностью новой интервенции. Если это случится, с нами покончат, потому что не будут дважды совершать одну и ту же ошибку... Поэтому надо ехать со всей решительностью, не сдавая позиций, но с готовностью вести переговоры с чувством меры. Ты все это умеешь лучше меня...»