На улице дул холодный злой ветер. Закутавшись — в сапогах, в пальто-накидке и шерстяной шапке, — Элфрида вышла из теплого дома и поежилась. По небу неслись облака, в морозном воздухе кружили чайки. Машина Оскара была укутана снежным покрывалом. Элфрида рукой в перчатке смахнула слой снега с ветрового стекла, но под ним был лед, поэтому она села, запустила двигатель и включила обогреватель. Вскоре по стеклу потекли струйки воды, заработали дворники и образовались два сектора чистого пространства. Она осторожно двинулась вперед, медленно проехала по улице, потом свернула на дорогу, ведущую по холму к дому священника. Проезжую часть уже посыпали песком, и Элфрида без всяких происшествий благополучно достигла цели.

Она остановилась у калитки, протоптала тропинку через палисадник, счистила снег с сапог, ступила на крыльцо, нажала кнопку звонка и отворила внутреннюю дверь.

— Табита!

— Я здесь. На кухне.

Дом уже принарядился к Рождеству. У подножия лестницы стояла елка (не очень большая), украшенная блестками и звездами. Сверху фестонами свисали бумажные цепи (как видно, прошлогодние). Из открытой двери в глубине прихожей появилась Табита, в фартуке, волосы стянуты на затылке тугим узлом.

— Элфрида! Как я рада вас видеть! А я совсем захлопоталась. И только что сварила кофе. Входите скорее и закрывайте дверь. Вы пешком?

Элфрида расстегнула пальто и повесила его на перила лестницы.

— Нет, набралась храбрости и приехала на машине. А иначе нельзя — две коробки я бы не донесла. Поскользнулась бы и разбила все бокалы, да еще бы ногу сломала в придачу. — Она последовала за Табитой на кухню. — Какой, однако, вкусный запах!

— Я пеку. Сладкие пирожки, булочки с сосиской, два торта и несколько песочных коржей. Вообще-то я люблю печь, но Рождество — это вам не шуточки. Вожусь с раннего утра, и еще надо сделать прослойку и пропитать торты коньяком. А рождественский пирог надо поставить в холодильник и отварить ветчину. Дело в том, что в эти дни к нам заходит множество прихожан — с поздравительными открытками, с подарками Питеру, и всех надо пригласить в дом, напоить, накормить, хотя бы из благодарности.

— Вы так заняты, а я неожиданно вторглась — прошу прощения.

— Вы нисколько мне не помешали. Я хоть посижу и отдохну пять минут. — Табита налила кофе и поставила кружку на стол. — А вообще-то мне ужасно хочется удрать из дома. Погулять бы по берегу или покататься на санках, сбросить с себя все заботы, а не торчать у плиты из-за этих праздников. Наверное, праздники не были задуманы как тяжкий труд. Каждый год я даю себе слово упростить всю эту церемонию и каждый год все больше ее усложняю.

От кофе исходил такой дивный аромат, что Элфрида поддалась уговорам хозяйки и села к столу. Кухня в доме священника была оборудована, пожалуй, не менее старомодно, чем в Усадьбе, только выглядела куда веселее: двери украшали рисунки Клодэг, а старый стол был завален какими-то бумагами и фотографиями. Ясно было, что это царство Табиты, где она не только варит, жарит и кормит семью, но и организует свою деловую жизнь — звонит по телефону, пишет письма. Сейчас она налила кофе себе и села по другую сторону стола.

— Ну, рассказывайте новости. Что происходит в вашем семействе?

— Ничего особенного. Оскара я оставила за чтением газеты, Сэм и Кэрри поехали в Бакли осмотреть шерстяную фабрику.

— Сэм — это тот таинственный незнакомец, который возник из снежных хлопьев? Он все еще у вас?

— И останется с нами на Рождество. Погода стоит ужасная, и ему никуда не проехать.

— Боже, как грустно! Они с Кэрри подружились?

— Кажется, да, — осторожно ответила Элфрида.

— Очень романтично.

— Табита, он женат.

— Тогда почему он без жены?

— Она в Нью-Йорке.

— Они в натянутых отношениях?

— Кажется, расстались. Подробностей я не знаю.

— Ну и ладно, — философски заметила Табита. — Мало ли что бывает.

— Даже не верится, что мы с ним так недавно знакомы. Кажется, что мы все живем в одном доме уже не один месяц, а на самом деле прошло лишь несколько дней. Как бы там ни было, но завтра вечером вы познакомитесь и с Сэмом, и с Кэрри. У нас в Усадьбе от шести до восьми вечеринка.

— Я поставила коробки в прихожей. Шесть бокалов для вина, шесть стаканов и пара кувшинов. Тарелки понадобятся?

— Не думаю. Кормить мы не будем, только маленькие бутерброды. Кэрри их сделает.

— Сколько ждете гостей?

— Думаю, вместе с нами будет человек семнадцать. Вас четверо…

— Клодэг скорее всего не придет. Она приглашена на ужин к своей школьной подруге и останется там ночевать. Вы не обидитесь?

— Нисколько. Там ей будет веселее.

— Но Рори точно будет. А кто еще?

— Джеми Эрскин-Эрл с женой.

— Джеми и Эмма? Я и не знала, что вы с ними познакомились.

— Он приходил к нам оценить мою картину, но оказалось, что это копия и автор вовсе не Дэвид Уилки, так что еще одна мечта развеялась, как дым.

— Вы хотели ее продать?

— Я должна была ее продать, но теперь не продам.

— Правда, он забавный? Я имею в виду Джеми. Выглядит юнцом лет пятнадцати, но он не только известный эксперт в своей области, но и отец троих озорных мальчишек. А с Эммой вы знакомы?

— Только говорила по телефону — приглашала ее.

— Она очень славная, простая, сердечная. Разводит шотландских пони, занимается обучением собак и присматривает за всем в Кингсферри. Джеми куда больше интересуется розысками антиквариата, старинными подсвечниками и забытыми портретами. Эмма одна управляет фермой, помогает, когда начинается окот овец, следит за починкой крыши. Кого еще пригласили?

— Ратли, хозяина книжной лавки, с женой.

— Хорошо.

— Доктора Синклера с женой.

— Тоже хорошо.

— Но я не знаю их имен.

— Джорди и Джэнет.

— И миссис Снид с супругом.

— Миссис Снид и Арфур?

— Понимаете, услышав, что я приглашаю гостей, она предложила прийти и помочь, помыть бокалы. Ну а для меня было бы невыносимо думать, что она сидит одна на кухне, и я пригласила ее присоединиться к нам и привести с собой Арфура. И она сказала, что Арфур будет разносить напитки.

— Как дворецкий.

— Она с такой теплотой отнеслась к Оскару и ко мне. Я не могла их не пригласить.

— Они будут душой общества.

Табита допила кофе, отставила кружку, и глаза их встретились.