Что же до Элфриды, она просто отдала ключи от дома на Пултонс-роу своей соседке, предельно кратко объяснив, что уезжает, и попросила ее присматривать также за бедной маленькой «фиестой», которая осталась стоять на мостовой напротив коттеджа.
— Когда вы вернетесь, миссис Фиппс?
— Честное слово, понятия не имею. Но я буду держать с вами связь. Вот вам и ключи от машины тоже. Пользуйтесь ею, если хотите. Ей это будет только полезно. — Элфрида говорила как о старой собаке, которой необходимы ежедневные прогулки. — Воду я отключила и заперла все окна.
— Но куда же вы едете?
— Кажется, в Шотландию.
Затем Оскар связался с Гектором Маклелланом и ввел его в курс событий, а Элфрида позвонила кузену Джеффри в Корнуолл и постаралась объяснить ему, что она намеревается сделать. Получилось не очень вразумительно, и он не сразу понял, что происходит. Однако когда наконец понял, сказал: «В добрый час!» и после того, как Элфрида дала ему адрес и номер телефона дома Оскара, повесил трубку.
Не очень-то представляя, что ей понадобится, она положила в чемодан одежду (теплую) и обувь (прочную). Затем собрала в свой старый мягкий саквояж на молнии самые дорогие для нее вещи, те, что всегда и везде с ней путешествовали. Картину сэра Дэвида Уилки, завернутую в шелковую шаль, стаффордширских собачек, часы, очередной гобелен, который как раз был в работе. Сверху уложила фотографии в серебряных рамках и несколько книг. Вот и все. Багаж Оскара был ненамного больше: кожаный портплед, собранный миссис Масвелл, туго набитый портфель и удочки.
— Оскар, вы собираетесь удить рыбу?
— Не знаю. Но я не могу уехать в Шотландию, не захватив с собой удочки. Это было бы почти святотатством.
В багажном отделении «вольво» Оскара места хватило для всего, да еще осталось жизненное пространство для Горацио, его одеяла, печенья и миски для воды. Пес, как и его хозяйка, понятия не имел, что ему уготовано судьбой, но радостно прыгнул в машину и устроился поудобнее, явно довольный, что его не собираются оставлять на Пултонс-роу. Он с большой подозрительностью относился к стоящим в комнате чемоданам.
— Мы едем налегке, — заметила Элфрида, но Оскар был слишком занят и взволнован и ничего на это не ответил. Вместо этого он повернулся, чтобы дать последние наставления верной миссис Масвелл, которая была с ним рядом все самые черные дни и теперь стояла на крыльце с таким удрученным видом, что казалось, вот-вот расплачется.
— Миссис Масвелл…
— Пришлите мне открытку, — храбро произнесла она, но голос у нее дрогнул.
— Непременно. До свидания. Спасибо вам за все! — И Оскар чмокнул ее в щеку, отчего миссис Масвелл совсем расстроилась.
Машина тронулась, и Элфрида увидела в заднее окно, как величавая фигура в переднике утирает платочком глаза и сморкается.
— А что будет с ней? — спросила Элфрида, чувствуя себя предательницей.
— Джайлз обещал позаботиться о ней. Трудностей с новой работой у нее не будет. Она замечательная женщина.
После этого они перестали разговаривать. Большую часть пути машину вела Элфрида, разрешая Оскару сесть за руль, только когда совсем уставала. «УСТАЛОСТЬ МОЖЕТ УБИТЬ, — грозно предупреждали придорожные щиты, — СДЕЛАЙ ПЕРЕДЫШКУ». Элфрида послушно сворачивала на обочину и менялась местами с Оскаром.
В первый день он почти все время молчал. Она не беспокоила его и даже не предлагала послушать хорошую музыку по радио. Время от времени они останавливались, чтобы дать прогуляться Горацио, самим расправить конечности, перекусить, выпить чаю. Погода была холодная и ветреная, рано темнело, и дорога становилась все тяжелее. Поэтому они свернули с автострады и поехали в нортамберлендский городок, который помнил Оскар. На главной площади отыскали старый заезжий двор, который совсем почти не изменился и не осовременился. Администратор вполне радушно отнесся к Горацио и пустил его с единственным условием: пес не должен был выходить из номера.
Наутро, едва открылись магазины, Элфрида отправилась в город, нашла небольшой супермаркет и закупила провизию: банку супа, хлеб, масло, бекон и яйца, пачку кофе и пакет молока — ведь рано или поздно они прибудут на место. Продавец запаковал все в коробку, но тут она увидела бутылку виски и купила ее тоже. В лечебных целях.
Второй день путешествия прошел немного лучше. Погода, правда, оставалась такой же мерзкой, но Оскар стал более разговорчивым. Он смотрел на проносящиеся мимо поля и фермы, указывал на какие-то достопримечательности, с опаской поглядывал на небо и делал мрачные предсказания. И все же еще не пришло время для вопросов, которые Элфрида жаждала ему задать. Ей хотелось выяснить, большой ли их ждет дом, топит ли его кто-нибудь, есть ли там горячая вода? Чистый ли он и есть ли там простыни? Как отнесутся к ним соседи, узнают ли они Оскара? Или же все будут их избегать?
Ничего невозможно было предугадать, но она сказала себе: «Это приключение». Машина на второй передаче вползала по скользкому откосу Сутры, как вдруг налетела снежная буря, все вокруг стало белым- бело, мокрые хлопья залепили ветровое стекло и дворники судорожно заметались. Приключение…
Когда Элфрида была молодой актрисой, то исколесила с труппой всю Великобританию вдоль и поперек, никогда не зная, что ожидает ее в конце поездки. Ее воспоминания тех дней — это туманные картинки провинциальных городков, пропитанные сыростью театры, меблированные комнаты, пропахшие вареной капустой. Но она была молода, любила свою работу и была очень счастлива. Каждое путешествие в тряском вагоне, каждый не лучшего вида театр были новым открытием. Мало что из этих старых волнений и радостей согревало теперь душу, и ей приходилось напоминать себе, что она уже давно не та пылкая юная девушка, а старая шестидесятидвухлетняя леди.
Встреча с майором Билликлифом была последним барьером. Когда она была завершена, ключ мирно перекочевал в карман Оскара и изнурительная двухдневная дорога осталась позади, последние две мили показались им просто отдыхом. Вел машину Оскар. Было холодно, но снег перестал, и дорога шла по склону холма к морю, посреди густых сосен. Элфрида опустила стекло и услышала шелест ветра в ветвях, ощутила запах хвои и порывы другого ветерка с привкусом соли. Потом деревья отступили назад. Теперь их окружали бугристые дюны и кривые сосны, а впереди уже виднелась прямая серебристая линия. Это было море. Вдалеке над водой, пронзая тьму, мигал луч маяка. Потом впереди засветились уличные фонари и окна домов. Дома были кирпичные, стояли в ряд, но каждый отличался от другого по очертаниям и высоте. Смутно обрисовалась церковь; высоко на башне, словно круглый фонарь, светились часы. Стрелки показывали семь вечера. Здесь дома были больше, красивее, они стояли отступя от улицы, за высокими каменными стенами. Криган. Он казался необитаемым. Никто не ходил по улицам, не проехала ни одна машина. Ни единого звука. Еще один поворот, еще одна улица. Оскар остановился у тротуара. Выключил зажигание. Какую-то минуту молчал. Элфрида ждала. Затем он накрыл ладонью ее руку.
— Мы приехали, дорогая! — сказал Оскар. — Старая усадьба!
Элфрида увидела дом в свете уличного фонаря: четырехугольный, массивный, стоит в стороне от дороги, за витой железной оградой, передний двор усыпан морской галькой. Фасад — словно детский рисунок: дверь и пять окон, на покатой шиферной крыше выступают два мансардных окошка. Они вышли из машины, и Элфрида выпустила Горацио. Помня о собаке майора Билликлифа, тот проявил разумную осторожность, а убедившись, что все спокойно, выскочил на дорогу и начал осторожно принюхиваться к незнакомым запахам.
Оскар отодвинул щеколду на калитке и пошел по дорожке. Элфрида и Горацио последовали за ним. Он отпер ключом дверь, она открылась вовнутрь, и, нащупав выключатель, повернул его. Они вошли, и Элфрида в тот же миг почувствовала тепло и запах чистоты — все было вымыто, вычищено и отполировано. Впереди поднималась лестница, на площадке темнело незанавешенное лестничное окно. Двери по обе стороны были затворены, но одна, в конце холла, — открыта; Оскар прошел туда и щелкнул еще одним выключателем.
Элфрида плотно притворила за собой парадную дверь, перекрыв путь холоду зимнего вечера, и
