Кэрри. Люси ошеломлена, у нее нет слов. Только вихрь разнообразных чувств. Изумление, недоверчивый восторг. Неужели такое чудесное, такое неожиданное событие и в самом деле произошло? Кэрри. Люси чувствует, как счастливый румянец теплой волной заливает ее щеки. Такое случается не часто, и Люси теряется. Ей хочется вскочить и броситься в объятия Кэрри, но вдруг та подумает, что это по-детски. Вдруг…

Кэрри говорит:

— Хватит таращить глаза. Это действительно я.

Люси медленно встает и говорит:

— О Господи.

Кэрри входит, затворяет за собой дверь.

— Удивлена?

— Да. Я и не знала… Ты здесь давно?

— Примерно час. Болтала с мамой.

— Нет. В смысле, в Лондоне.

— Неделю,

— Я не знала.

— Никто не знал. Ничего, зато теперь знаешь. — Кэрри поцеловала Люси в щеку, обдав восхитительным ароматом. — Ты выросла. Поразительно. Раньше мне приходилось складываться вдвое, чтобы тебя поцеловать. — Кэрри огляделась. — Какая миленькая комната. И совсем не мрачная. Как у тебя чистенько! Ты только что убрала?

— Сегодня еще нет. Это бабушка отремонтировала. И позволила мне самой подбирать цвета.

— Замечательно. И так весело.

У кровати стояло небольшое кресло с синей обивкой. Кэрри опустилась в него, вытянула длинные изящно обутые ноги, скрестила лодыжки.

— Ты занималась?

— Да, готовила уроки. — Люси взяла со стола дневник и незаметно спрятала его в ящик, потом снова села и повернулась на вращающемся стуле лицом к тетке. — Когда ты вернулась?

— Я же сказала. Неделю назад. Надо было сообщить вам, что я возвращаюсь, но все случилось так внезапно…

— Ты надолго приехала?

— Пока не знаю. Работу в туристической фирме я бросила. Сейчас у меня нет ни дома, ни работы, но это неважно. А как дела у тебя?

Люси пожала плечами:

— Нормально.

— Кажется, тут у вас назревает некий конфликт. Пожалуй, он даже уже возник. Бедная моя девочка! Ты, должно быть, хочешь знать, что еще, черт побери, может случиться.

Вот именно, с благодарностью подумала Люси. Кэрри всегда отличалась прямотой, не избегала щекотливых вопросов и решительно вникала в суть проблемы. Люси осмелела и спросила:

— Мама купила только один билет во Флориду?

Кэрри засмеялась:

— Не волнуйся, она летит одна. В этой схватке победила ты. Наверное, у вас тут разгорелось настоящее сражение.

— Должно быть, ты считаешь меня законченной дурой из-за того, что я отказываюсь с ней ехать?

— Нет, по-моему, ты совершенно права. Ты была бы там совсем не к месту. Третий лишний. Для Николы гораздо лучше поехать одной. Но, конечно, возникают проблемы.

— Ты имеешь в виду Рождество?

— Нет, не Рождество. Я имею в виду тебя. Что ты намерена делать? Готова поспорить, никто даже не спросил тебя об этом.

— И правда.

— Я думала, что ты могла бы поехать к своему отцу, но оказалось, они с Мерилин собираются большой компанией кататься на лыжах.

— А мне и не хотелось с ними ехать. Мерилин меня недолюбливает, и вообще я никогда не ходила на лыжах, так что, думаю, мне было бы не слишком весело.

— А может, у какой-нибудь из твоих подружек уютный дом и заботливая мама, и тебе понравилось бы у них?

Люси немного смутилась — таких подруг у нее не было. Нет, у нее, конечно, было множество приятельниц, но ни у кого из них не было заботливой мамаши. А у самой близкой подруги, Эммы Форбс, мама — редактор журнала, которая вечно мчится на какие-нибудь встречи. Люси с ней едва знакома. Эмма совершенно независима, ей предоставлена полная свобода действий, ключи от дома и помощь экономки- шведки. Они с Люси проводят вместе много времени, общаются, болтают, но Эмма ни разу не упомянула о Рождестве.

Кэрри ждала. Ее темные глаза были исполнены внимания и доброты. Люси сказала:

— Я бы поехала в Корнуолл. К дедушке. Правда, я никогда там не бывала, не помню дедушку, не знакома ни с Сереной, ни с Беном, ни с Эми. Бабушка всегда дурно о них отзывается и слышать не хочет их имен, но если у нее не будет выхода, то они с мамой отпустят меня туда. — Голос у Люси упал. — Хотя, может быть, они вообще не захотят, чтобы я к ним приезжала.

Кэрри сказала:

— Ну что ты! По-моему, это замечательная мысль и когда-нибудь ты обязательно к ним поедешь. Но только не на это Рождество. Я говорила с Джеффри, когда вернулась из Австрии. У них мало места, домик, в сущности, крошечный и будет набит гостями по самую крышу.

Надежда умерла.

— А-а… Ну ладно.

— Но ты как-нибудь непременно к ним поедешь. Например, весной. Они будут рады, и ты их всех полюбишь. А сейчас нам придется придумать что-то другое.

«Нам» — это очень существенно.

— Нам?

— Да. Нам с тобой. Сироты в бурю… Что будем делать?

— На Рождество?

— Конечно на Рождество.

— В Лондоне?

— По-моему, оставаться в Лондоне довольно глупо, как ты думаешь? Может быть, лучше уехать?

— Куда?

Казалось, ответа нет. Они посмотрели друг на друга. Кэрри встала, подошла к окну, подняла тюль, посмотрела вниз, в безрадостный двор.

— Есть у меня одна мысль. Только что пришла в голову. — Кэрри опустила занавеску, отошла от окна и присела на край письменного стола. — Ты когда-нибудь слышала об Элфриде Фиппс?

Люси помотала головой, с интересом ожидая продолжения.

— Это необыкновенная женщина. Кузина Джеффри. Твоя бабушка ее не выносит, считает безнравственной. Элфрида актриса, у нее всегда была куча возлюбленных и мужей. У них с Доди нет ничего общего. А я очень люблю Элфриду. Когда я училась в Оксфорде, мы с ней возобновили знакомство и стали большими друзьями.

— А сколько ей лет?

— За шестьдесят, совсем старушка. Но живая и веселая, такую редко встретишь.

— Где она живет?

— Раньше жила в Лондоне, но потом ее муж… впрочем, он не был ее мужем, но она его обожала… умер, и Элфрида переехала в деревню. Несколько лет назад ей сделали операцию, и я ухаживала за ней, пока она не поправилась. Мы с ней никогда не теряли связи. Сейчас она живет в небольшой деревне в Гэмпшире. Дом, как она говорит, крошечный, но для нас с тобой места наверняка хватит. А если нет, то она