Балабин догадался, что это и есть «насяльник».

Пока рабочие распрягали лошадей и разбивали на берегу реки палатку, геолог с работником ОГПУ беседовали со стариком.

– Извините, – спросил юноша, – почему вы оказались в такой глуши? Что заставило вас похоронить себя на Колыме?

– Это... рок, – скупо отвечал отшельник.

Старое ружье системы «бюксфлинт» и самодельный невод наглядно показывали, что «насяльник» живет с охоты и рыбной ловли. Но Балабин заметил в углу и лоток для промывки золота, на который «опер» не обратил внимания... Сейчас он уже стал наседать на отшельника с серьезными намеками:

– А вы случайно не из этих ли?

– Из каких – из этих?

– Ясно – из белогвардейских офицеров. Что ж, местечко выбрали неплохое. Каши не хватит, чтобы найти вас здесь.

Балабин разъяснил «насяльнику», что в России была революция, была гражданская война белых и красных, а теперь во всей стране установлена твердая Советская власть.

Это не произвело на старика никакого впечатления.

– Мне уже все равно, – сказал он. – Какая бы ни была власть. Россия всегда останется Россией, а русские люди останутся русскими...

Оперативник достал блокнот и карандаш.

– Как ваша фамилия? – сурово спросил он.

Это рассмешило старика:

– Я ведь могу назваться любым именем, и вам, сударь, остается лишь одно – поверить мне...

Он говорил замедленно, словно подыскивая нужные слова, но построение речи выдавало в нем грамотного человека.

– Так все-таки какая у вас фамилия?

– Ну, допустим... Ипостасьев. Зачем вам это?

– Для прописки.

– Да, я помню, что для прописки нужен был адрес, а какой же адрес на Колыме? Впрочем, я не возражаю. – Ипостасьев показал на крохотное окошко, затянутое грязной ситцевой тряпкой. – Вот течет Тенке, а ниже впадает в нее ручей, у которого нет названия... Устроит ли вас мой адрес?

Оперативник выговорил ему с назиданием:

– Каждый гражданин должен иметь паспорт.

Ипостасьев отмахнулся от него:

– Собаки всегда узнают меня и без паспорта...

На вопрос, не проходили ли мимо его зимовья четверо беглых преступников с оружием, он сказал:

– Вы ошибаетесь – их было трое.

– Нет! Бежали четверо.

– А я говорю, что видел троих.

– Куда же делся четвертый?

– Четвертого слопали, – пояснил Ипостасьев вполне серьезно. – Не знаю, как сейчас, а раньше так и делалось. Бессрочники брали в побег дурака, которому и сидеть-то осталось полгода. Дурак бежал, не ведая того, что он служит живыми консервами, а из его задницы наделают ромштексов...

– Вы это бросьте! – сказал «опер». – Я вас без шуток спрашиваю, куда прошли эти бандиты с винтовками?

– А вам что надо – они сами или их винтовки?

– Лучше бы и то и другое...

«Опер» раскурил папиросу. Ипостасьев заинтересованно осмотрел спичечный коробок, на этикетке которого был изображен аэроплан, а внизу призыв вступать в общество «Осоавиахим».

– Осоавиахим – это на каком языке?

– На русском, – ответил оперативник и показал ему свое удостоверение. – Я из ОГПУ, – сухо сказал он.

– Огэпэу... Простите, вас не понял. Что это такое?

– Короче, куда прошли эти гады с оружием?

Ипостасьев встал с легкостью, какой трудно было ожидать от старика, и, нагнувшись, вытащил из-под топчана четыре винтовки, затворы которых были обмотаны промасленными тряпками.

– Пожалуйста, – сказал он, сваливая оружие на стол.

Оперативник, малость опешив, пожал ему руку:

– Спасибо! Но где же сами бандиты?

Ипостасьев растворил двери, в которые потекла сиреневая мгла, пропитанная беспощадным комариным зудением.

На опушке леса чернел холм свежей земли.

– Разройте – они там, – сказал он.

Работник ОГПУ не поверил ему:

– Вы что? Убили всех троих?

– Да, мне очень надоели эти трое. Сразу же, едва появясь из леса, они съели мою собаку. Но они даже не зарезали пса, а разорвали его за лапы. В моих ушах до сих пор стоит крик несчастного животного. Эти трое мерзавцев были покрыты вшами, а я брезглив. Они угрожали мне своими винтовками...

– Спрашивали дорогу к Якутску?

– Да! И требовали от меня золота. Тут я не выдержал...

Он закрыл дверь и снова сел, внешне невозмутимый.

– Как же вы, старый человек, – спросил его Балабин, – и справились с тремя здоровыми преступными бугаями?

Ипостасьев сказал, что когда-то не страшился в одиночку принять бой с целым взводом противника, но и сейчас у него еще хватит сил и умения, чтобы расправиться с тремя.

Оперативник снова разложил свой блокнот:

– Так я составлю протокол об убийстве. Не возражаете?

– А мне, сударь, ровным счетом плевать на тот протокол, который вы составите. Я не чувствую себя виноватым.

Балабин, помня о деле, спросил:

– Есть тут поблизости золото?

– Оно даже ближе, нежели вы полагаете...

Ипостасьев снова пошарил под топчаном, с кисетом в руках вернулся к столу. Развязав тесемку, он опрокинул кисет – на доски протекло маслянистое золото.

– Где намыли? – вмешался «опер».

– Вы не должны спрашивать меня об этом. Ведь я хорошо разбираюсь в людях, и я вижу, что именно вам золото не нужно. Золото ищет вот этот молодой и красивый человек!

С этими словами он всю горку передвинул к Балабину.

– Еще хочется? – спросил он, словно ребенка-лакомку.

– А разве у вас есть?

– Где-то валялось... уже забыл.

Покопавшись в хламе, что лежал под столом, Ипостасьев достал тряпицу, внутри которой лежали самородки.

– Решил как-то умыться в ручье. Нагнулся, воды зачерпнул в ладони, а под водою, вижу, что-то блестит... Мне золото уже ни к чему! Но оставлять его в ручье тоже показалось излишним барством. Вот и собрал... можете взять себе.

Балабин тихонько наступил на ногу оперативнику, чтобы тот не вмешивался в разговор. Он спросил Ипостасьева:

– Не будете ли вы столь любезны показать мне то место, где вам удалось обнаружить россыпь и