кожа цвета кленового сиропа, а на вкус – еще слаще.
– Джордан? – спросила она. – Ты когда-нибудь беспокоишься о наших детях? Я хочу сказать… ты понимаешь. Когда делаешь то, что делаешь… и видишь то, что мы видим.
Он перевернулся на спину.
– Ну ты точно испортила момент, – сказал он.
– Я серьезно.
Джордан вздохнул.
– Конечно, я думаю об этом. Я беспокоюсь о Томасе. И о Сэме. И о тех, кто еще, возможно, появится. – Он приподнялся на локте, пытаясь разглядеть ее глаза в темноте. – Но мне кажется, что именно для этого мы и дали им жизнь.
– В смысле?
Он посмотрел поверх плеча Селены – на мигающий огонек радионяни.
– Возможно, – сказал Джордан, – они те, кто изменит этот мир.
Уиту на самом деле не пришлось принимать решение вместо нее. Оно уже было принято, когда она встретилась с ним в ресторане. Но он был бальзамом, необходимым для ее ран, оправданиями, которые она боялась произносить вслух.
– У тебя когда-нибудь еще будет громкое дело, – говорил он. – А этих моментов с Джози больше не будет.
Она быстро вошла в свой кабинет, скорее всего потому, что знала: это самое простое. Отказаться от дела, написать заявление о своем отстранении – все это было не так страшно, как то, что может произойти завтра, когда она уже не будет судьей по делу Хьютона.
Когда вместо этого ей придется стать матерью.
Элеонор нигде не было, но она оставила документы на столе Алекс. Она села и просмотрела текст.
Джордан МакАфи, который на вчерашнем слушании даже рта не раскрыл, сообщал о своем намерении вызвать в суд Джози в качестве свидетеля.
Что-то дрогнуло у нее внутри. Алекс не могла даже подобрать слов, чтобы описать это чувство – животный инстинкт, который появляется, когда ты понимаешь, что того, кого ты любишь, взяли в заложники.
МакАфи совершил тяжкий грех, втянув Джози в это дело, и мысли Алекс дико завертелись, когда она решала, что может сделать, чтобы его уволили или даже лишили звания адвоката. Если на то пошло, ей было все равно, будет ли наказание в рамках закона или за его пределами. Но неожиданно Алекс успокоилась. Она была готова перевернуть землю вверх дном не ради Джордана МакАфи, а ради Джози. Она сделает все возможное, чтобы уберечь свою дочь от новой боли.
И, наверное, она должна благодарить Джордана МакАфи за то, что он заставил ее понять, что в ней еще осталось то, из чего получаются хорошие матери.
Алекс села за ноутбук и начала печатать. Ее сердце бешено колотилось, когда она вышла к столу помощницы и передала лист бумаги Элеонор. Но разве это не нормальная реакция, когда собираешься прыгнуть с обрыва?
– Позвоните, пожалуйста, судье Вагнеру, – сказала Алекс.
Ордер на обыск был нужен не Патрику. Но когда он услышал, как другой офицер говорит, что придется ехать в суд, он предложил свою помощь.
– Мне все равно по пути, – сказал он. – Я заберу твой ордер.
Честно говоря, он не собирался ехать в сторону здания суда, по крайней мере, пока не вызвался помочь. К тому же он не был добрым самаритянином, готовым проехать лишних сорок миль по доброте душевной. Парик хотел поехать туда по единственной причине: это был еще один повод увидеть Алекс Корниер.
Он въехал на свободное место на стоянке и вышел из машины, сразу же заметив ее «хонду». Это было хорошим знаком. Насколько он знал, ее сегодня могло здесь даже и не быть. Но присмотревшись, он понял, что в машине кто-то есть… и этот кто-то – сама судья.
– Она не двигалась, просто смотрела сквозь лобовое стекло. Стеклоочистители работали, хотя дождя не было. Похоже, она не понимала, что плачет.
У него появилось знакомое ощущение в животе, как обычно, когда он приезжал на место преступления и видел слезы жертвы. «Я опоздал, – подумал он. – Опять».
Патрик подошел к ее машине, но судья, видимо, не заметила его приближения. Когда он постучал в окно, она подпрыгнула от неожиданности и быстро вытерла глаза. Он знаком попросил ее опустить стекло.
– Все в порядке?
– У меня все хорошо.
– По вашему виду не скажешь.
– Тогда не смотрите, – разозлилась она.
Он зацепился пальцами за край дверцы.
– Послушайте. Не хотите пойти куда-нибудь и поговорить?
Я угощу вас кофе.
Судья вздохнула.
– Вам нельзя покупать мне кофе.
– Но мы все равно можем вместе выпить кофе.
Он выпрямился, обошел машину, открыл дверцу и сел на пассажирское сиденье рядом с ней.
– Вы при исполнении, – заметила она.
– У меня обеденный перерыв.
– В десять утра?
Он дотянулся до ключей и включил зажигание.
– Выезжайте с парковки и поверните налево, хорошо?
– Или что?
– Боже мой, разве вы не знаете, что с вооруженным человеком лучше не спорить?
Она посмотрела на него долгим взглядом.
– Не могу поверить, что вы взяли меня в заложники, – сказала судья, но сделала то, что он просил.
– Напомните, чтобы я потом себя арестовал, – сказал Патрик.
Отец учил Алекс отдаваться полностью тому, что делаешь. Похоже, она поступает так же, когда речь идет о нарушении правил. Почему бы не отказаться от самого громкого дела в своей карьере не взять отгул и не пойти на кофе с детективом, расследующим это дело, одним махом?
К тому же, говорила она себе, если бы она не приняла приглашение Патрика Дюшарма, то никогда не узнала бы, что китайский ресторан «Золотой дракон» начинает работу в десять утра.
Если бы она не приняла его приглашение, ей пришлось бы ехать домой и начинать жизнь сначала.
Похоже, в ресторане детектива все знали и никто не возражал, когда он отправился на кухню и приготовил для Алекс чашку кофе.
– То, что вы видели, – неуверенно начала Алекс, – вы же не…
– Не расскажу, что в машине у вас случился небольшой нервный срыв?
Она посмотрела в чашку, которую он поставил перед ней, не зная, что ответить. Ее жизненный опыт говорил, что, если проявить свою слабость при ком-то, этот человек использует это против тебя.
– Иногда так тяжело быть судьей. Люди ожидают, что ты будешь вести себя как судья, даже если у тебя грипп и тебе хочется только свернуться клубком в постели и умереть или наорать на кассира, который специально обсчитал тебя. Но судья не может ошибаться.
– Ваша тайна в безопасности, – сказал Патрик. – Я никому в полиции не расскажу, что на самом деле у вас есть чувства.
Она сделала глоток и подняла на него глаза.
– Сладкий.
Патрик облокотился о барную стойку и наклонился к ней.
– Да, крошка? – Увидев ее выражение лица, он рассмеялся. – Честно говоря, здесь нет ничего страшного. У всех нас бывают тяжелые дни на работе.
