богатыми, из темного дерева, стульчаком и крышкой. Я вмиг стянул с себя перчатки.

Но только лишь я успел заскулить от радости, как радостный визг сменился яростным ревом отчаянья и разочарования, потому что мне пришлось потратить несколько драгоценных секунд на то, на что я вовсе не рассчитывал, — на то, чтобы высвободиться из проклятого тесного комбинезона и лишь тогда получить доступ к джинсам и дальше, к трусам. Я едва не забыл откинуть крышку унитаза, прежде чем повернуться к нему задом.

Срать я начал еще до того, как моя задница коснулась деревянного стульчака. Процесс протекал бурно: с брызгами, с отвратительной болезненностью, — но мне показалось, будто я все-таки сумел удержаться в рамках принятых в обществе традиционных обычаев дефекации.

Откинувшись назад с закрытыми глазами и дыша через рот, чтобы не ощущать жуткой вони, шедшей из унитаза, я в течение нескольких коротких, мимолетных мгновений плыл куда-то, подчиняясь приливной волне животного облегчения, прокатившейся по всему телу.

— Какой кайф, — выдохнул я.

Для того чтобы восстановить чистоту, понадобилось некоторое время. Я почти закончил, когда до меня дошло, что я, скорей всего, только что облегчился в туалете Джона Мерриэла, а не Сели. Туалетные принадлежности, разложенные по многочисленным полочкам, явно принадлежали мужчине; на полочке над одной из двух больших раковин лежала электрическая бритва, а выше висело зеркало для бритья. Когда же ко мне вернулась способность мыслить, я припомнил, что вся одежда в гардеробной, куда я заглядывал раньше, тоже была мужской. Но я находился в таком состоянии, что ничего не замечал.

Мне показалось полезным спустить лишние пару раз воду и хорошенько поработать щеткой, чтобы уж точно не осталось ни пятнышка.

Выходя, я оставил туалет в том же виде, в каком его нашел, вот только запах… Тогда я воспользовался освежителем воздуха — скорее в силу той привычки, которую матери удалось мне привить в раннем возрасте, чем действительно надеясь, будто это может хоть что-то исправить. Случись Мерриэлу вернуться домой через час или вроде того, аромат альпийского луга вызвал бы не меньше подозрений, чем фекальное зловоние, коли первое, что придет в голову хозяину дома, — это взбодриться под душем после тяжелого дня, посвященного спелеологии.

Педантично сложенные полотенца в ванной устрашили меня, так что, вымыв руки, я вытер их насухо о комбинезон, вместо того чтобы марать такую безупречную белизну. Затем снова протер бумажной салфеткой поверхности, которых касался.

Еще несколько глубоких вдохов, глоток из-под крана с холодной водой, и я достаточно успокоился, чтобы продолжить начатое. В коридоре напротив я обнаружил еще одну большую спальню, которая тоже выходила окнами в сад.

Эта спальня была вся в бледно-зеленых и голубых тонах, начиная со стен, потолков и ковров, до мебели и всего остального. Однако на стенах виднелись и буйные всплески тропически, яркого цвета: висящие там картины со сценами буйно цветущих джунглей — изобилующие абстрактными изображениями цветов, листьев, облаков и скал, запечатленных как бы сквозь завесу многоцветного хаоса, созданную неясными очертаниями неисчислимого множества мечущихся во всевозможных направлениях попугаев всевозможных пород.

Окна — того же размера, что и в спальне напротив, — закрывались толстыми черными жалюзи. Может, в здешних местах все держат жалюзи закрытыми, промелькнуло в моем мозгу, и у меня зародилась надежда. Может, никто и не видел, как я перелезал через стену.

Мебель в светлых тонах. Большой туалетный столик с гребнями и всевозможными флаконами на нем, а также специальное деревце с перстнями и колечками на ветвях; все разложено, расставлено и развешано изящно и аккуратно. В помещении жарко.

Это определенно спальня Селии, решил я. Ванная примыкала к ней с другой стороны. Пришлось опять стягивать дурацкие огромные перчатки. И почему я заранее о них не подумал? Если бы я у себя дома, на «Красе Темпля», дал себе труд хоть минуту поразмышлять о том, как все произойдет, то понял бы, что мне нужна пара обычных тонких перчаток… Ага! Вот он, ключ, прикреплен ко дну коробочки с тампонами куском клейкой ленты. Сознаюсь, я довольно долго катал по ладони несколько тампонов и смотрел на них, затем, все еще не выпуская их из рук, оглядел ванную комнату: ее джакузи, ее душевую кабинку. А когда разглядывал ее унитаз, то заметил, что улыбаюсь.

Господи, какого черта, ну что я тут корчу из себя восторженного идиота, лаская тампоны своей любимой, и, обалдев от счастья, с нежностью глазею на ее стульчак? Проснись, Кеннет, черт побери, и начинай шевелить задницей, губошлеп. Я положил тампоны в коробочку и поставил ее на полку, и вновь протер места, где могли оказаться отпечатки пальцев.

Затем я вернулся на второй этаж, к закрытой двери. Теперь у меня появилось немного времени, чтобы оглядеться. Дом был обставлен в респектабельном, немного старомодном стиле, который, пожалуй, хорошо соответствовал характеру здания. Собственно, он сильно напоминал чуточку более современные апартаменты отелей, в которых бывали мы с Селией. Наверное, она чувствовала себя там как дома. Правда, здесь отсутствовала удушающая жара.

Отперев ключом дверь кабинета, я закрыл ее за собой. Кабинет показался мне еще более старомодным, чем весь остальной дом. Большой письменный стол в стиле честного, без тени иронии, ретро, со столешницей, отделанной золоченой бронзой и затянутой бордового цвета кожей, латунная лампа с зеленым плафоном. Компьютер «Хьюлет-Паккард» с большим плазменным экраном. Ха! Так и знал, что Мерриэл не из «макинтошников». Никаких признаков сейфа с оружием я не заметил, но предположил, что он находится не на виду.

Автоответчик стоял на специальном столике рядом с дверью. Я бросил на него осуждающий взгляд, словно в случившемся был виноват он один. Ну что, видишь, какие теперь у меня из-за тебя проблемы, ты, маленький злосчастный кусок офисного дерьма? Я сделал шаг по направлению к нему.

И тут услышал сирену. Пару секунд я слышал ее и не слышал, она как бы находилась где-то на обочине моего восприятия. Я ощущал какое-то общее беспокойство, казалось бы несовместимое с тем фактом, что я наконец добрался до цели, хотя это и стоило мне таких трудов, страхов и пота. Затем понял: сирена. Какой-то спецтранспорт. В большом городе просто перестаешь замечать его сигналы.

Нет, если ты за рулем — и при этом если, конечно, ты не какой-нибудь тип со спекшимися мозгами, у которого на хвосте может висеть чертова двадцатитонная пожарная машина, мигая огнями и завывая сиреной, а он все никак не поймет, что давно пора сваливать с дороги, — то ты, конечно, заметишь, что сирена звучит где-то поблизости, начнешь крутить головой, заглядывать в боковые улицы, посматривать каждые несколько секунд в зеркало заднего вида, стараясь подметить, не спешат ли освободить дорогу прохожие, забираясь на поребрики или забиваясь в автобусные остановки, чтобы не угодить под колеса автомобиля с синей мигалкой. В других же случаяхты слышишь сирену, но не обращаешь на нее внимания, пока не свяжешь ее с чем-то, чего ждешь сам, или пока ее звук не начнет нарастать, не станет слишком уж громким, а потом внезапно не оборвется.

Звук сирены все приближался.

Гребаный допплеровский эффект, подумал я. Долбаный звуковой эффект, звучащая задница минувшего. Не останавливайся. Не медли тут, или у задних дворов, или на площади неподалеку. Катись отсюда. Пускай сирена не имеет ко мне никакого отношения. Пусть окажется, что это полицейская машина, следующая к месту ограбления где-нибудь на Кингс-роуд, или машина «скорой помощи», направляющаяся к Темзе, где перевернулась чья-то лодка, или пожарный автомобиль, спешащий по ложному вызову в какой- то магазин, где случайно сработала сигнализация; пусть будет все, что угодно, только не полицейский патруль, собирающийся проверить, действительно ли кто-то вломился в дом в районе Эс-кот-сквер.

Я стоял как вкопанный, не в силах оторвать взгляд от автоответчика, точно зная, что мне следует делать дальше, прекрасно понимая, что единственный разумный, на все сто процентов разумный образ действий состоит в исполнении ранее задуманного: нужно добраться до пленки, стереть чертову запись, затем повторить, убедиться, что пленка чистая, что мы с Селией спасены… но я не мог сдвинуться с места. Мне требовалось сначала услышать, чем закончится дело с треклятой сиреной. Ведь у меня останется время стереть запись, даже если сирена зазвучит прямо у дверей дома Мерриэла. Но я не смогу и пальцем двинуть, пока не узнаю, произошло это или нет. Все ближе и ближе… Аиспользуют ли полицейские сирену в подобных ситуациях? Разве не глупо так шуметь, если хочешь застать домушника на месте преступления?