часть ее тела была уже свободна от пурпура платья.

Стирпайк, оглядевшись, набил карманы орехами из большой вазы и отправился восвояси. Он был безмерно рад, что так быстро погасил в близнецах нездоровый энтузиазм. Все обошлось. Только бы и дальше так везло...

Выйдя на улицу, Стирпайк раскурил трубку и направился к сосновому бору, испытывая необыкновенный душевный подъем. Как он и предполагал, Фуксия оказалась на месте. Юноша даже позволил себе завязать разговор с юной герцогиней, хотя общаться с нею было намного труднее, чем с кем-либо еще. Стирпайк начал с невинного вопроса, который и в самом деле интересовал его – оправилась ли Фуксия от болезни. Однако она не спешила с ответом. Юноша окинул девочку цепким взглядом – на щеке все еще видна была царапина, и нога как будто не зажила... Предположение Стирпайка оказалось верным – Фуксия спрыгнула с камня и, хромая сделала шаг в сторону. Впрочем, она быстро шла на поправку стараниями доктора Прунскваллера и вездесущей няньки. Несколько дней после памятного дня девочку вообще не выпускали на улицу, но она сумела воспользоваться минутной отлучкой няньки и, нацарапав на кусочке бумаги: «Няня, я тебя люблю!», – пришпилила записку к стене и выскользнула из комнаты, то и дело воровато оглядываясь. Впрочем, Фуксия не была уверена, что нянька по возвращении обнаружит записку. Госпожа Слэгг снова начнет беспокоиться, но выглянуть в окно ей просто не придет в голову.

Теперь Фуксия в сопровождении назойливого спутника шагала все дальше в лес; Стирпайк нес ерунду, которая весьма кстати приходила на ум. Юноша вовсю старался создать о себе хорошее впечатление. Впрочем, говорил он не только из желания развлечь Фуксию, но и потому, что сам пребывал в радужном настроении – все складывалось как нельзя удачно.

Девочка шагала молча, изредка бросая на него равнодушные взгляды. Юноша неожиданно остановился и принялся отдирать от коры дерева странный предмет. Фуксия постояла несколько секунд, но в конце концов любопытство взяло над ней верх. Подойдя к Стирпайку, она увидела в его руках дохлого жука- оленя.

– Не должно быть ни слишком богатых, ни слишком бедных, ни слишком слабых, ни чересчур сильных, – приговаривал юноша, сосредоточенно вырывая из почившего в бозе насекомого мохнатые лапки, – равенство, равенство, и еще раз равенство! Леди Фуксия, вы не согласны со мной?

– Мне просто нечего сказать, потому что это меня не слишком интересует, – сказала юная герцогиня с подкупающей откровенностью.

– Но вы-то сами как считаете: разве справедливо, когда одним людям просто нечего съесть на ужин, а у других столько вкусной еды, что они едят только малую толику, а остальное выносится свиньям? А как объяснить тот факт, что кому-то приходится трудиться от зари до зари за несколько медных монеток или даже просто за тарелку супа, а другие могут позволить себе нежиться в безумной роскоши, не ударяя при этом палец о палец? Разве плохо, когда вещи называют своими именами? Смелых людей необходимо вознести на самые высокие пьедесталы, точно так же, как нужно указать малодушным на подобающее им место? В мире много людей, которым приходится рисковать своей жизнью во благо всего общества, при этом же они не получают и сотой доли того, что заслуживают.

– Не знаю, – томно протянула Фуксия, – возможно, насчет честности действительно надо бы... Но все равно – я ничего не знаю. Для чего я должна интересоваться всем этим?

– И все-таки кое-что тебе наверняка известно, – сказал Стирпайк торжествующе, – во всяком случае, ты только что сама повторила мою мысль, только в измененном виде. Ты сказала, что все должно быть честно, не так ли? Верно. Но почему честность занимает так мало места в этом мире? Алчность, жестокость, жажда власти – вот что мешает проявиться лучшим качествам человека. Чтобы восстановить справедливость, нужно...

– Да хватит молоть языком! – голос Фуксии звучал по-прежнему бесстрастно. Повернувшись лицом к Горменгасту, девочка расширенными от восторга глазами рассматривала крышу Кремневой башни, облитую лучами почти зашедшего за горизонт солнца. Еще немного – и угаснут последние остатки дня. Вдалеке серыми птицами плыли по небу неизбежные тучи. Да, осень, осень...

– Но я... – начал Стирпайк.

– В таком случае, почему ты только говоришь о необходимости восстановить справедливость? – резонно спросила юная аристократка. – Если ты у нас такой языкастый, давай, покажи пример...

– А я и попытаюсь это сделать! – воскликнул бывший поваренок с такой горячностью, что с девочки слетела вся меланхолия.

– Так-так, – сказала Фуксия, цепко глядя в лицо Стирпайка. – Что, решил уничтожить жестокость? Жадность? И что там еще ты говорил? Откровенно говоря, сомневаюсь, что у тебя хватит на это сил. Разумеется, ты парень умный, да вот только еще не родился на свет всемогущий человек...

Рассуждения дочери лорда Сепулкрейва застали Стирпайка врасплох. Он не ожидал, что девочка поставит его в тупик своей железной логикой.

– Вот так-то, – проговорила Фуксия, пока юноша размышлял, что сказать теперь и как поскорее выйти из неловкой ситуации, – вот так-то! Почти зашло, кстати говоря...

– Что почти зашло? – не понял юноша. Тут же он догадался проследить за взглядом Фуксии – оказалось, речь идет о солнце, которое и в самом деле почти село за горизонт. – А, так ты говоришь об этом медовом прянике? Точно – скоро оно совсем остынет...

– Как? Медовый пряник? – переспросила юная герцогиня. – Так ты называешь солнце? Думаю, что лучше так его не называть. Звучит кто-то пренебрежительно... – Остановившись, девочка поинтересовалась: – Вот интересно, ты другим вещам тоже даешь подобные прозвища?

– Иногда даю, – признался Стирпайк, – что поделаешь, коли я такой неуважительный.

– Людям тоже даешь клички, надо полагать?

– Случалось.

– Интересно, какую кличку ты дал мне?

Подумав несколько секунд, юноша шевельнул пшеничного цвета бровями:

– Для тебя я пока не припас прозвища. Мысленно я зову тебя леди Фуксией.

– Хорошо, а мою маму ты как-нибудь окрестил?