материнское чувство.
Флей в это время полировал кусочком замши шлем, надеваемый лордом Гроуном в торжественных случаях, Свелтер точил в кухне нож для разделки мясных туш. Лезвие и без того уже было остро отточено, но шеф-повар, пробуя острие о ноготь большого пальца, всякий раз хмурился и вновь принимался терзать точильный камень. Возможно, просто отвратительный скрежет стали о камень приводил хозяина герцогской кухни в восторг.
Фуксия, насидевшись на холодной земле, поднялась на ноги и не спеша направилась к вершине густо заросшего папоротниками холма. Стирпайк как раз продирался сквозь заросли плюща и находился примерно в сорока футах от окна ее потаенной комнаты.
Фуксия, набродившись по окрестностям замка, вернулась домой и первым делом заперла дверь. Вынув кусок угля, девочка окинула комнату скучающим взглядом – уже все стены либо заклеены ее рисунками, либо просто изрисованы. Наконец, углядев свободный кусочек стены у самой дверной притолоки, юная герцогиня приставила к стене стул, взгромоздилась на него и нарисовала сердце, выведя вокруг него надпись: «Я Фуксия. И всегда буду ею. Я – это я. Не пугайся! Подожди, и все увидишь!»
Девочка зевнула и подумала – вот скукотища-то! Чем бы заняться? Внезапно она ощутила острое желание углубиться в книгу стихотворений, что была скрыта от посторонних глаз на чердаке. Остальное уже было делом техники – еще раз убедившись, что дверь надежно заперта, она зажгла свечу, отодвинула кровать от стены и через несколько минут, поднявшись по винтовой лестнице, очутилась в своем убежище.
Вообще-то девочка нечасто забиралась на чердак в предвечернее время, предпочитая скрываться от посторонних глаз с раннего утра. Но делать все равно было нечего, и теперь Фуксия пробиралась давно знакомым путем, то и дело посматривая на яростно прыгающее пламя свечи. Девочка подосадовала – от свечи остался короткий огарок, она забыла позаботиться о новой. Но тут же вспомнила – три недели назад она принесла на чердак пачку красных и зеленых церковных свечек. Как хорошо, что вспомнила! Добравшись до комнаты, Фуксия обрадовалась – свечи на месте. Девочка решила зажечь три свечки – и тогда комната будет ярко освещена – окно она закрыла, так как дул сильный ветер. Фуксия зажгла новую свечку и направилась к окну – нужно было поплотнее закрыть ставни. И тут ей показалось, что у нее остановилось сердце – у второго окна лежало скорчившееся неподвижное тело. Как попал этот человек сюда? Неужели через окно?
Стирпайк затруднялся даже приблизительно определить, как долго он пребывал в бессознательном состоянии. Тем не менее всему на свете рано или поздно приходит конец – и сознание стало постепенно возвращаться к нему. Между тем вечерние сумерки уже начали окутывать землю, повеяло холодом, хотя окна были закрыты. Именно дуновение холодного воздуха было первым ощущением юноши, когда он открыл глаза.
Несколько мгновений Стирпайк лежал с открытыми глазами, совершенно ничего не соображая. Он выдел перед собой закрытые решетчатые ставни. Поваренок напряг и без того измученный ум – неужели он уже находится на том свете? Интересно, это рай или ад? Во всяком случае, поначалу он был твердо убежден, что это не Горменгаст – подобного помещения он еще не видел. Не помнил юноша также и того, как он оказался тут. Затем Стирпайк ощутил острое чувство голода – в желудке словно кошки скребли. Вообще ныло все тело – кажется, он был весь исцарапан. Он чувствовал себя очень плохо – окружающие предметы казались ему только расплывчатыми тенями. И тело было будто налито свинцом...
Постепенно зрение паренька начало входить в норму, и вскоре он понял, что маячившие перед глазами серые и белые пятна – это не что иное, как висящие на стене картины. Только вот в помещении было довольно сумрачно, так что Стирпайк не мог бы разглядеть то, что было изображено на картинах, даже находясь в добром здравии.
Он попытался пошевелить рукой, но с удивлением обнаружил, что тело стало словно чужим – вообще не чувствуется.
Тем не менее силы понемногу, но стали возвращаться в измученное тело: уже вскоре беглец мог с трудом пошевелить руками. Именно протянув руку в сторону и ощупав странный узкий столбик, Стирпайк понял, что это – ножка стола. А потом он и вовсе сумел подняться на колени, схватившись за край стола, и встать на ноги. Поваренок чувствовал, как предательски подрагивают ноги, как у него начала кружиться голова. Мутным взором он посмотрел на стены – так и есть, там висят картины... Стирпайк опустил голову, и увидел на столе принесенные Фуксией за день до этого съестные припасы...
Беглец не поверил своим глазам, ведь это целое богатство: две сморщенных груши, половина пирога, девять фиников в коробке и сосуд – конечно же, с напитком! Рядом с провизией сиротливо лежала книга – издали юноша безошибочно определил, что это книга стихов. Безразлично посмотрел он на раскрашенную в серо-багровые тона страницу – он все еще не мог поверить, что видимое – не плод его фантазии. Голодной курице, известно, просо снится...
Однако видение не исчезало, и Стирпайк с замиранием сердца позволил себе предположить, что глаза его все-таки не подводят. Он несмело склонился над раскрытой книжкой – чья-то умелая рука изобразила трех одетых в просторные серые одежды людей, бредущих по покрытому багровыми цветами лугу. Особенно юношу поразили кисти рук и босые ноги изображенных на картинке людей – они были выведены с особой выразительностью, так что казались даже реальнее и значимее, чем лица...
На второй странице тесно кучковались строгие черные буквы. Строчки поначалу плясали перед глазами Стирпайка, но когда со зрением все стало в порядке, паренек разглядел, что это были стихи. Поваренок никогда в жизни не обнаруживал в себе любви к изящной словесности, но теперь непонятная сила заставила его пожирать глазами черные строчки – одну за другой:
Присмотревшись, Стирпайк обнаружил на странице оставленные чьими-то пальцами отпечатки. Судя по их количеству, книгой пользовались довольно часто. Однако открытие больше обрадовало паренька – выходит, его зрение наконец-то восстановилось! Искры в глазах больше не мелькали, и веки перестали чесаться. Беглец опирался ладонями о край стола – пальцы подрагивали, в жилах чувствовалось напряжение, но руки теперь уже выдерживали.
Стирпайк опомнился – нужно хоть как-то утолить голод! Продолжая глядеть в книгу, он протянул руку в сторону и схватил первый попавшийся предмет – им оказалась груша. Поднеся сморщенный плод к лицу, паренек опешил: кто-то уже кусал грушу, мякоть стала сухой и коричневой. Судя по всему, грушу пытались съесть день-два назад...
Но беглеца мало интересовал человек, принесший сюда эти – без преувеличения – дары богов.
