человеческого достоинства?

— Кхаххххаххаккха!

— Где они?

— Кхххтокха-кха-кха? Кто они?

— Мои машины, идиот. Машины, которые ты украл в сговоре с катайскими плотниками из моего склада неподалёку от Таможенного стола. Где они?

— Я не знаю ни про какие машины! Что вы ко мне прицепились?

— А если я скажу, что они — собственность Великого хана? Что с тобой будет, знаешь?

— А если они собственность императора, то чего вы их так прятали, да всё тайком их строили?!

— Вот ты тупая скотина, Чжао! Даже на своём стоять не можешь! — смеясь, сказал Марко. — Ты же только что выдал себя с потрохами.

— Не отдам! — внезапно завизжал Чжао, выхватив меч и бросившись на Марка, целя остриём точно в горло, выше кожаного подгрудника. Марко с ленцой повернулся, пропуская лезвие мимо, и быстро бросил стопу точно в пах стражнику. Чжао выронил меч и сел на корточки, тихо подвывая. По его лицу заструились слёзы, не только от боли, но и от обиды.

— Чжао, я тебе сейчас яйца буду плющить до тех пор, пока девочку из тебя не сделаю, — грубо сказал Марко на татарском, присаживаясь на корточки рядом с ним.

Стражник замотал головой, сжимая промежность руками. Марко вынул нож и слегка ковырнул руки Чжао:

— Точно. Сначала пальцы тебе обрежу, а потом за яйца возьмусь. А то лучше пипирёк тебе срежу, а яйца пусть болтаются. Чтобы ты до конца жизни на каждую бабу смотрел, как волк на мясо.

Чжао вскочил и сделал попытку убежать, но Марко толкнул его подошвой в поясницу, и стражник улетел в пыль, пропахав носом изрядную дорожку и снова наевшись песка. Он бешено всхлипывал, с ненавистью щуря налитые кровью глаза, пытаясь следить за Марком сквозь жидкие травинки у дороги. Юноша поднял его за ухо, походя слегка надорвав мочку, и подчёркнуто ласково сказал:

— Пойдём, поищем. Вот увидишь, я найду их и без твоей помощи.

Марко на секунду замолчал, закрыв визжащему стражнику рот, и застыл, словно бы внюхиваясь в порывы ветра. Чжао снова и снова чувствовал те самые приступы леденящего душу ужаса, который испытал несколько недель назад, когда встретил этого сумасшедшего здесь в первый раз. Светло-синие, иногда белеющие на солнце глаза Марка пугали тем, как часто сокращались и расширялись зрачки, иногда противоестественно меняя форму, вытягиваясь то вдоль, то поперёк, а иногда попросту вытесняя радужку. По белкам в это же время струились какие-то белёсые волокна, похожие на вату, отчего Чжао отчаянно хотелось потереть собственные глаза. Иногда эти волокна отрывались от живой влажной поверхности глаза и оборачивались быстро распадающимися струйками не то пара, не то тумана.

Внезапно Марко ослабил хватку и всплыл над землёй, легко, как пух, песок стекал с его чувяков и возвращался обратно, свиваясь в кольца и снова распадаясь на отдельные струйки. Чжао хотел уползти в кусты, но не мог оторвать глаз от сумасшедшего дикаря и его колдовских фокусов. Не каждый день такое увидишь. Между тем, Марко вдруг шепнул что-то, протянув руки в сторону недостроенной конюшни, укрывшейся в зарослях бирючины, и Чжао послышалось, что оттуда донёсся встречный шёпот: так могли бы шелестеть приглушёнными голосами тайные любовники, переговаривающиеся через бумажную перегородку, нежный шёпот казался вроде бы тихим, но летел, проникая сквозь шум ветра и шорохи листвы, пронизывая ткань повседневных звуков, и вслед за шёпотом из зарослей к рукам Марка потянулись мелкие-мелкие огоньки, похожие на «снежок», который видит глаз после слишком резкого наклона головы, Чжао встряхнулся, но огоньки не пропали, они плыли навстречу белым-белым рукам молодого колдуна, не такие жгучие, как искры, и не такие яркие, но почти такого же размера, только гораздо более неторопливые; Марко продолжил разговаривать с ними на непонятном языке, теперь уже с какими-то отеческими интонациями; огоньки остановились и застыли в воздухе, повторяя очертания машины снов. Марко опустился на землю и сказал, проникая куда-то в самую сердцевину Чжаова нутра:

— Раз уж ты украл их, то будешь стеречь как пёс.

— Хорошо, господин, — просипел Чжао пересохшим ртом, глядя, как в воздухе пританцовывают крохотные огоньки, от которых на сердце становилось сладко и чуть прохладно от лёгкого привкуса страха. Он опустил взгляд и обнаружил, что его ноги по колено погрузились в песок, сдавивший сапоги. Стражник попробовал двинуться, но не смог.

— Я разрешу тебе двигаться, когда ты дашь мне слово.

— Клянусь матерью.

— У тебя нет матери.

— Клянусь могилами предков.

— Ещё.

— Клянусь их могилами, пусть меня настигнет проклятие матери и отца, и всех моих пращуров, если я нарушу своё слово.

— Жалкий ублюдок.

— Я не знаю, чем ещё поклясться.

— Если ты меня обманешь в этот раз, будешь просить смерти, но не получишь её. И чем дольше будешь умолять о ней, тем дольше и горше будут твои страдания. Ты это осознаёшь?

— Да, господин.

Марко схватил его за ремешок, удерживающий шлем под подбородком, и с силой окунул его лицом в туман. Он даже не понял, каким образом это произошло, но гнев Марка в тот момент был так силён, что ему было наплевать на такие мелочи. Он макнул Чжао в туман, лицом прямо в один из тех разломов, откуда доносился потусторонний вой демонов, и буквально