Потерев ладони о подошву, чтобы не скользили руки, Марко почти неслышно вскарабкался на карниз второго этажа, прошёл по нему, впиваясь немеющими пальцами в почти невидимые трещинки в кладке, и, подпрыгнув, вбросил тело в единственное распахнутое окно, дышащее сладким теплом в остывающий вечерний воздух. Перекатившись через подоконник, Марко замер в тени, вытолкнув на полцуня рукоять меча из фиксатора. Но волнения оказались напрасными: за полупрозрачной ширмой грузный катаец с причёской вельможи сладко стонал под ласками двух смуглых девушек. Колокольчики, вплетённые в их волосы, издавали тихий ритмичный звон, перемежаясь мелодичным смехом наложниц, довольно откровенно обсуждавших на уйгурском своего клиента. Марко чуть не прыснул в кулак, расслышав непристойную шутку, но удержался и выскользнул из покоев, не потревожив сладострастников. Только песчаные узоры, непрестанно струившиеся вокруг его сапог, почти неслышно прошелестели в душной полутьме. Пробежав по пустому коридору, Марко толкнул известную ему с прошлого раза потайную дверь и вошёл в жаркий сумрак, напоённый тяжёлым ароматом асафетиды. Тонкий силуэт Тогана змейкой промелькнул на фоне светлого квадрата окна, и знакомый голос тихо мяукнул на катайском:
— Ни хао.
Марко улыбнулся внезапной официальности полускрытого темнотой собеседника и, приложив правую руку с зажатым в ней мечом к сердцу, громко выпалил боевой клич чингизидов. Тоган машинально ответил на клич, как полагалось в его отрядах, и тут же расхохотался, сказав с притворной досадой:
— Ты прав, Марко, кого мы пытаемся обмануть темнотой?
— А ты хотел бы обмануть меня?
— Перестань, — улыбнулся Тоган, зажигая масляный светильник.
— Зачем звал? Отец ведь запретил тебе видеться с его детьми.
— Что может сделать больной старик? Особенно если никто не расскажет ему об этой встрече, — сказал Марко, осторожно пробуя прощупать реакцию Тогана. Расчёт оказался верен: чингизид-полукровка не оскорбился, как поступил бы обычный сын обычного отца, а лишь рассмеялся. Марко понял, что польстил его чувству ревности.
— Неужели ты выполнил мою просьбу? — спросил Тоган. — Не побоялся войти в безумные грёзы моего без пяти минут венценосного братца?
— Я собирался сделать это. Но…
— Неужто испугался? Я слышал, что вы вроде бы виделись.
— Мы виделись только мельком, и бояться мне ничего не пришлось. Темур лишь дал мне знать, что ему известно о моём намерении… э-э-э, — Марко на секунду стушевался, подыскивая нужное слово, — исследовать его сны.
— Это тебя остановило? Или ты сумел договориться с ним? — явно с подковыркой спросил Тоган.
— Мне не о чем с ним договариваться. Я с ним хлеб не делил. И в походы не ходил, — жёстко бросил Марко, глядя прямо в лукавые глаза чингизида.
Принц вдруг показался ему гнутым-перегнутым, как недоделанная заготовка для лука, сплетённая из лозы. Его поза, губы, руки, каждая складка лица — всё в нём напоминало змею, чьи кольца кажутся расслабленными, но внутри её сплетённого тела чувствуется напряжение, которое вот-вот выльется в молниеносный бросок, в укус, который сначала обольёт твоё сердце ледяной болью, потом сдавит горло и через минуту убьёт тебя. И Марку захотелось рассечь эти изгибы, чтобы предотвратить бросок, ударить змею первым. И он, не отрываясь, всматривался во влажную глубину чёрных глаз принца-полукровки, словно мечом взрезая его обволакивающую мягкость.
— Извини, я зря усомнился в тебе. Ты ведь солдат, а не царедворец, — с деланной снисходительностью проговорил Тоган, не выдержав прямого взгляда. — Я слушаю тебя.
— То, что я скажу, тебе не понравится, — издалека начал Марко, ослабив напряжение и старательно изображая осторожность.
Тоган удивлённо приподнял хорошо очерченную бровь и медленно отхлебнул чая, глядя на собеседника поверх края чашки. Игра в поддавки продолжалась.
— Я не мог использовать
— Что же ты сделал? — нетерпеливо крикнул Тоган, наконец утратив напускное спокойствие.
— Построил другую машину.
— Но это невозможно !
— Почему же? Чертежи известны, моя машина гораздо проще тех камнемётных и огнемётных чудовищ, которые строят твои воины. Всех дел-то! Сделать куб, занавески, нанести магические знаки. Для этого не нужен даже каллиграф, знаки совсем просты.
— Причину, по которой машину невозможно повторить, ты прекрасно знаешь сам, — начал заводиться Тоган. Его рука словно бессознательно теребила рукоять сарацинского кинжала, покрытые прозрачным лаком ногти с еле слышным шумом царапали тонкий узор золотой проволоки, нетерпеливо постукивали по каплям самоцветов, и эти тихие звуки вдруг стали отчётливо различимы в наступившей тишине.
— Ерунда. Просто никто не пробовал этого сделать, — нарочито беспечно сказал Марко.
— Ещё как пробовал! — в запале выкрикнул Тоган, но быстро осёкся и помрачнел, поняв, что сболтнул лишнего.
— Вот как?
Тоган скрипнул зубами.
— Кто же? — настаивал Марко, вглядываясь в лицо собеседника.