Я задумалась: в сознании возник Марк и его боль; я почувствовала, как у меня возникает недоверие.

– Мне нужно тебе кое-что сообщить, Уоррен. Или спросить…

– Позже. Для перехода открывается окно, но оно узкое. Мы должны торопиться.

– Какого перехода?

– Из твоего мира в наш, – нетерпеливо объяснил он. – Он возможен точно в момент смены дня и ночи наоборот.

– Это время называется сумерки, Уоррен. И длится не одно мгновение.

– Но не в пункте, где свет и тьма поровну распределены в воздухе. Прошу тебя, быстрее. – Он повесил трубку.

Я сердито посмотрела на телефон, потом на Луну.

– Для бездомного бродяги он уж слишком распоряжается, верно?

Я собралась быстро, побросала только те вещи, в которых мне удобно… ну, относительно удобно, учитывая гардероб Оливии. Никакого шелка, никаких каблуков, никаких кружев. Конечно, джинсы, которые я сунула в спортивную сумку фирмы «Сивен», а не «Ливайс», а спортивные брюки велюровые с сатином, а не из простой хлопчатобумажной ткани. В этих вещах я могу по крайней мере двигаться. Могу бежать. Могу сражаться.

Решив, что нужно быть незаметной – ведь не зря Уоррен велел не брать машину Оливии, – я надела свитер с воротником-хомутом и свободные брюки, и то и другое черное. Украшенный хрусталем сотовый телефон я решила взять с собой: не может же Оливия просто бросить его. И перешла к выбору обычных туалетных принадлежностей.

Нижнее белье, носки, щетка для волос, зубная паста, крем… фотоаппарат.

– О боже! – прошептала я, застыв с дешевой камерой в руках, Я держала ее осторожно, как птенца. Ею я сделала свои последние снимки: кадры, что я щелкнула в те ранние утренние часы, прежде чем вернуться к Уоррену и сказать «да».

На одном кадре Бен, улыбающийся во сне, потому что я жива.

Я взглянула на часы. Есть ли у меня время? Сердце колотилось при мысли о том, что можно будет взглянуть на эти снимки. Я хотела бы проявить их сама, поиграть со светом и тенью в одиночестве своей фотолаборатории, но знала, что это невозможно. За моим домом следят, и даже если бы не следили, Уоррен никогда на это не согласится.

Тем не менее в магазине всего в квартале от «Пепперашэтла» есть фотомастерская. Если потороплюсь, то успею.

Дорога была недолгой. Я припарковалась в квартале от мастерской, потом пешком пересекла перекресток и три знака стоп. Ко мне по пути приставали только один водитель и один попрошайка, поэтому я решила, что положение значительно улучшилось.

В мастерской меня приветствовала сонная девушка, которая выглядела еще не достигшей возраста голосования. Наверное, «приветствовала» – слишком сильное слово, потому что посмотрела она так, словно я помешала чему-то очень важному в ее жизни и она хочет побыстрей к этому вернуться.

– Как быстро вы сможете напечатать? – спросила я, протягивая ей фотоаппарат.

– На вывеске написано – час.

– Мне они нужны через полчаса.

– И всем остальным тоже, женщина. Не могу. – Она толкнула аппарат ко мне и отвернулась.

– А вот тут сказано, что можете, – заявила я, просунув под аппарат стодолларовую банкноту.

Девушка глянула на деньги, потом на меня и вернулась к прилавку.

– Получите через двадцать минут. Она, может, и ленива, но не глупа.

Я решила подождать снаружи: двадцати минут достаточно, чтобы пролистать хотя бы один комикс. Ноябрьский воздух прохладен и свеж, но мне в свитере было не холодно. Я села спиной к оштукатуренному столбу, достала из сумки стопку комиксов и задумалась, с чего начать.

«Со Света, – решила я. – Определенно». Я взяла комикс с самой ранней датой – том второй, номер двадцать пять – и раскрыла его, чтобы больше узнать о «независимых», которых так презрительно упоминал Уоррен в вечер моей метаморфозы. Очевидно, независимые – существовал и другой, гораздо менее лестный термин «бродячие агенты» – служили постоянной угрозой равновесию в соотношении сил. В мире, где происхождение означает все, конкуренция за открывшиеся звездные знаки была жесточайшей, и даже агенты Света готовы были уничтожить соответствующий себе знак, лишь бы занять его место в Зодиаке, Это значило, что члены Зодиака не доверяли независимым и едва терпели их в городских пределах.

К счастью, особых споров из-за происхождения не было: наследование шло от матери к дочери, а если женщин среди младших членов семьи не было, то – к старшему сыну. Но время от времени открывался знак без явных наследников, и, согласно тексту, тогда начинались «интересные» события.

Я поморщилась и перевернула страницу, вспоминая, как скривилось лицо Уоррена при упоминании о независимых. Почему у меня сложилось впечатление, что в данном случае эпитет «интересные» – синоним «смертоносных»?

Я также задумалась о том, как к моему происхождению и наследованию знака Стрельца отнесутся в отряде Уоррена. Если со времени исчезновения матери знак Стрельца пустовал, возможно, мое неожиданное появление свяжут с каким-нибудь бродячим агентом? Во всяком случае разве это не будет выглядеть «интересным»?

Ответы я не получила, направление, в котором пошли мои мысли, мне не понравилось, поэтому я захлопнула комикс и взяла другой. На этот раз не обращала внимание на хронологический порядок и просто взяла тот, на обложке которого был изображен привлекательный супергерой, а остальные упрятала в сумку. «Страйкер, агент Света» назывался этот комикс.