него, но зато я увидела свое отражение в зеркале – черные потемневшие глаза, мышцы напряжены, руки подняты – я выглядела как падший ангел.

Батч застыл. Я улыбнулась. Запело изогнутое лезвие.

Обрубки, которые Батч инстинктивно прижал к груди, были белы от кости и красны от крови, с них свисали клочья плоти. Он завыл, раскрыв свою дьявольскую пасть, откинул голову, как слепой птенец, который инстинктивно ищет пищу. И я послушно вложила в эту пасть оружие, слегка прижав язык. Губы его разошлись в пародии на улыбку.

Последнее его чувство у меня на кончиках пальцев – вкус. Я наклонилась, взяв его нижнюю челюсть свободной рукой, заставив лезвие впиться в нижнюю губу, и он завопил, а я наклонилась, чтобы получше расслышать. Этим языком он лгал, им он сквернословил, и все это стоило моей сестре жизни. Легким толчком снизу вверх я поставила его на ноги.

– Хочешь мне что-нибудь сказать?

Он покачал головой – насколько мог, и из его невидящих глаз покатились слезы.

– Думаю, хочешь. – Во рту у меня словно песок насыпали. – Думаю даже, что это у тебя вертится кончике языка. – Я надавила и почувствовала, как лезвие впивается в плоть. Батч булькнул, издал сдавленный крик – просьбу о милости, – и я ослабила нажим. – Так что же?

– Х-х-халь…

Его губы, там, где их касалось лезвие, были алыми. Он сказал, что ему жаль. Я выпрямилась, чувствуя себя совершенно лишенной эмоции.

– Что ж, этого недостаточно, – прошептала я, не заботясь о том, слышит ли он меня.

Я могла протолкнуть ятаган ему в глотку, разрезать рот, разрубить его изнутри. Могла повернуть лезвие наверх, в череп, и выпустить заключенное в нем мягкое вещество. Однако я быстрым движением извлекла оружие.

Батч наклонился вперед, выплевывая кровь, и опустился на колени.

– Не плачь, Батч. Все демоны имеют раздвоенный язык. Так остальные легче тебя узнают.

Теперь он был лишен всех своих чувств и так же беспомощен, как Оливия в его руках. Но вместо того чтобы убить его, я села на край кровати и стала ждать. Хотела увидеть последние секунды его жизни, как смерть движется по его лицу. Хотела посмотреть, сможет ли он залечиться.

Тогда я бы убивала его снова и снова.

Но он умер. Этот сукин сын умер и оставил меня в кремовой забрызганной кровью комнате моей сестры, с дырой в окне, как какой-то гигантский раскрытый рот. Он ушел из этого мира так же, как пришел в него: жалкий, корчащийся и покрытый женской кровью.

Не знаю, сколько я так просидела, теряя кровь, плача и время от времени крича от того зловония, которое смерть этого демона оставила вокруг меня. Я хотела бы, чтобы были живы и он, и моя сестра, и я могла бы все изменить.

Наконец я встала и выключила музыку. Тишина гудела у меня в ушах, когда я тащила тело Батча к окну и перебрасывала его через край. Я не смотрела, как оно падает, но дождь прекратился и весь мир стих, словно существовал в вакууме, и поэтому я услышала удар тела о тротуар. «Никогда не говорите, что я не учусь на ошибках», – невесело подумала я.

Потом наклонилась через край, и меня вырвало.

– Полиция! Откройте!

Я пришла в себя, лежа рядом со своей рвотой, когда услышала эти слова. Чувствуя себя одновременно пустой и свинцово тяжелой, я с трудом встала на колени, потом на ноги, подождав несколько мгновений, чтобы перестала кружиться голова. Рот был словно набит пылью, глаза залиты слезами. Не знаю, сколько я тут пролежала, но за разбитым окном прояснилось, а городские огни по-прежнему делали небо беззвездным; мне в спину дул несильный ветер.

В дверь снова настойчиво застучали, и я пошла в гостиную, чтобы открыть; мои шаги гулко звучали на крытом плиткой полу. Мой мартини стоял на кофейном подносе, где я его и оставила, рядом с нераспечатанным подарком. Слезы снова навернулись на глаза, и мне пришлось помигать, чтобы смахнуть их. Стук в дверь продолжался. Соседи вызвали полицию. Я подумала, почему полицейские просто не взломали дверь, но открыла ее.

Передо мной стоял Аякс.

– Привет, Джоанна. Я пришел бы раньше, но меня… задержали.

От неожиданности мои реакции замедлились, а когда я попыталась закрыть дверь, он перехватил ее и легко открыл снова. Я попятилась, и Аякс захлопнул дверь за собой. Он не пытался напасть на меня, только склонил голову набок, словно только сейчас о чем-то подумал.

– Джоанна, дорогая, в тебе что-то изменилось. – Ом принюхался, потом довольно щелкнул пальцами. – Понял. Ты сменила прическу.

Туг он шагнул вперед, и я отступила в гостиную. Я знала, что он меня убьет. Я ранена, а он свеж, рассержен и знает, в отличие от Батча, что меня нельзя недооценивать. Он так же, как и Батч, обладает необъяснимыми способностями, а я не знаю, смогу ли снова драться… и хочу ли. Какой смысл? Никогда в жизни я не была так одинока.

– Ну что ж. – На этот раз он извлек две зазубренные кочерги и держал их в каждой руке. – Так на чем мы остановились?

«Хорошо, что я одна. – Я с трудом глотнула. – Кончай с этим».

За мной послышался стук, я повернулась и не поверила глазам. За окном гостиной, на карнизе здания, стоял бездомный бродяга, тот самый, которого я сбила. Он по-прежнему выглядел непрезентабельно и, как в прошлый раз, появлялся очень неожиданно. Он что-то сказал, указывая рукой и кивая на спальню. Я