– Убьешь меня, когда очнешься. Но по крайней мере ты очнешься.

И это подвело меня к последнему, что нужно сделать.

Наклонившись над Хантером, который и без сознания выглядел пугающе, я подумала, что, собственно, я о нем знаю. Да ничего. Но было в нем то, как он наблюдал за людьми, спокойная уверенность за обычными манерами. Я восхищалась им. Он делал вещи своими руками – конечно, оружие, но я всегда была неравнодушна к артистичности. Он собрался сегодня все принести в жертву и никому не сказал ни слова, чтобы никто не понял его намерений, пока не будет поздно. До самого этого момента.

Звонок.

Собрав всю эту скромную информацию, я наклонилась и прижалась губами к его губам. Прикосновение плоти к плоти было интимным, но совсем не таким, как соприкосновение сознаний, душ. Я выдохнула, послала в него струю своей сущности.

Мама была права. Можно ощутить Свет в другом человеке, словно пузырьки на языке, и почувствовать душу в дыхании. Я увидела силу Хантера, сладкий аромат его физической сути и удивительную мягкость души. Продолжила смешивать наши дыхания, втягивала его в себя и знала, что на подсознательном уровне он делает то же самое со мной. Поступая так, он узнавал меня глубже, чем любой другой человек.

И я позволила это, ища связи, которая помогла бы мне передать ему не только свои знания, память и опыт, но и мою силу. Мой поцелуй превратился в молитву, а дыхание – в щит. Одной рукой я взяла его щеку – мое прикосновение теперь оружие, закрыла глаза и излилась в него.

И начался диафильм.

Некоторым воспоминаниям потребовались лишь мгновения, чтобы погрузиться в серую материю, но они останутся навечно. В тусклых ошеломляющих вспышках пришла ко мне смерть его родителей, увиденная глазами мальчика, беспомощно забившегося в угол. Вокруг него кружились Тени, а он был слишком мал и беспомощен, чтобы сделать что-нибудь. Мог только смотреть. Я слышала его клятву, погребенную под горячими слезами и изуродованными телами родителей; никогда больше не быть слабым.

Столь же печальная и еще совсем свежая картина смерти сестры – это мой полный боли вклад. Это воспоминание у меня ярче всех других: она, кружась, летит в ночь и в отчаянии зовет меня.

Другие картины мелькали такими яркими вспышками, что у меня закололо кожу. Хантср занимается любовью с миниатюрной темнокожей женщиной, одинокая слеза скатывается по его щеке.

Моя последняя ночь с Беном, гроза, разразившаяся над головой.

Рождение дочери, и сердце, полное такой любви, какой оно никогда не знало.

И рождение другого ребенка, нежеланного, безымянного и нетронутого, пока его не унесли, если бы я не знала, какие воспоминания пережила сама, а какие нет, я бы не отличила их друг от друга. Мы обменивались величайшими событиями жизни, обменивались знаниями, тайными желаниями, стремлениями и сожалениями, вместе с самой большой любовью и самым большим горем.

Затем неожиданный резкий поворот, погружение во тьму, словно меня посадили в американские горки и запустили. Дрожь пробежала по моему телу и перешла в него.

Я показала ему блеск шприца, показала, как смерть Греты придает силы моему телу. Я выдохнула это воспоминание, отдала ему ауреоль, и Хантер принял ее, его подсознание схватило дар с такой жадностью, какую он никогда не позволил бы себе наяву. Он втягивал в себя силу, и она пульсировала в наших членах, наши губы шевелились, языки переплелись, свинцовая нить воспоминаний связала наши тела, наши сердца и головы. Он затвердел подо мной. Я открыла глаза и увидела, что он смотрит на меня душой – смотрит с удивлением, с благодарностью и любовью, и мое тело ответило ему. И сердце тоже.

Теперь ты в безопасности. Я защитила тебя, как ты защитил меня.

Но Тени почувствуют твой запах.

Значит, придется их убить.

Бедра его шевельнулись подо мной, и я прижалась к ним в смешении силы, плоти и духа. Меня удивила вспыхнувшая между нами сексуальность: то, что начиналось как поцелуй, теперь пылало жарким огнем, но гораздо больше удивило то, что я почувствовала дальше.

Смелая, смелая Джоанна…

Пораженная, я отпрянула. Тяжело дыша, заметила, как задрожали его глаза, услышала, как он протестующее и в то же время удовлетворенно застонал. И затих.

Он знал мое имя. За мной, как предупреждение, прозвучал звонок. Пришел лифт. Я закрыла глаза и глубоко вдохнула, но не ощутила Хантера. Осталась только я. Одна.

«Он знал мое имя», – снова подумала я, когда дверь лифта открылась.

И это успокоило меня. Я встала, отдавая себе отчет, что могу умереть, но останется кто-то, кто помнит меня. Кто-то, кто знал меня настоящую. После смерти Оливии и потери Бена я не могла себе даже представить, что это возможно.

Последний раз прижавшись губами к губам Хантера, я оставила его лежать у стены, нисколько не чувствуя себя виноватой. Я достаточно дала ему.

Вошла в лифт, нажали кнопку и подняла голову, когда закрылась дверь. Кабина начала подниматься. К Уоррену. И к моему следующему, может, последнему, месту убийства.

Интересно, открылся бы передо мной этот лифт месяц назад? Несомненно, я действовала в альтернативной реальности. Электроны тыкались мне в кожу, как слепые пчелы, и металлический вкус заполнил мне рог. Здесь достаточно сверхъестественной энергии, чтобы работать, как атомная электростанция.

«Я иду, Уоррен», – думала я, касаясь груди. Ответа не было, и я начинала сомневаться, не напрасно ли все. И вдруг – неожиданно – времени для гаданий не стало.

Звонок лифта прозвучал, как колокол собора Нотр Дам. Свист раскрывшихся дверей был змеиным