расчесок или щеток, рекомендуется наносить мягкие масла». («Энциклопедия здоровья». Белград, 1936 г., с. 782.)
Когда Габриэла спустилась, два солдата, вооруженных арбалетами, схватили ее за руки, а третий грубыми ножницами, такими, какие использовались для стрижки овец, отхватил ее длинные волосы и ресницы, чтобы с их помощью она снова не улетела в сторону неба. Увидев, как падают в грязь ее локоны, собравшаяся толпа устрашающе заревела:
– Ведьма! На костер эту ведьму!
Следствия здесь не требовалось. Ересь была столь очевидной, что солдаты позволили стоявшим в первых рядах разорвать на Габриэле платье, а затем потащили ее, осыпаемую камнями и оскорблениями, к месту казни, где сброд уже подбрасывал хворост на сложенные поленья.
В разодранной одежде, с лицом и телом, испачканными грязью и ругательствами, с остриженными волосами и почти без ресниц, Габриэла тихо смотрела на окружившую ее беснующуюся толпу и не понимала, в чем же ее грех.
Костер подожгла собственноручно донья Мануэла. Низкорослая, с маленькими глазками, вся распираемая злобой, она с бешенством прошипела, поднося к поленьям факел:
– Вот тебе, голубка!
– Голубка, голубка! – выкрикивала толпа, хохоча и ругаясь, в то время как плясали языки пламени, трещали дрова и разбушевавшийся огонь источал из своих недр запах жареного человеческого мяса.
Увлеченная столь желанной картиной смерти, толпа не замечала, как над площадью из густого дыма, возможно благодаря порыву ветра, а может быть, и чему-то еще, соткалась белая фигура ангела с распростертыми крыльями, волнистыми волосами и длинными-длинными ресницами.
Ил. 34. Хуан Мануэль Ридруэхо, Sanctum officium, гравюра, 175х130 см, XVII век, музей Прадо, Мадрид.Номер сто четыре, где живет театр
(Восстановленное по воспоминаниям начало пасторали Подковника «Похищение пастушки», премьера которой должна была быть приурочена к празднованию годовщины проживания в доме без крыши, но которая никогда не была закончена по причине, описанной на задней стороне этого куска вощеной бумаги. Рукопись была уничтожена, воспоминание о ней находится в коробке из-под конфет «Fruit Drops», той, на которой написано «Номер сто четыре, где живет театр». 1)
Действующие лица:ПОДКОВНИК – молодой пастушок
САША – молодая пастушка
БОГОМИЛ – злой сатир
ДРАГОР – мудрый старец
ЭСТЕР – богиня зари
АНДРЕЙ – бог ночи и тьмы
ТАТЬЯНА – богиня не только тишины, но и сладкозвучного птичьего пения
ЛЮСИЛЬДА – богиня ветра
Действие происходит на лугу и в лесу
ПЕРВЫЙ АКТПОДКОВНИК. Что за скрип я слышу?
САША. Это пробуждается заря.
ЭСТЕР (обращаясь к публике). Я – заря.
ПОДКОВНИК. О, как я счастлив, ведь нас покинул мрак. (Смотрит вдаль, то есть в сторону дивана, который скрывает Андрея, играющего мрак.)
Через сцену пробегает Люсильда.
ПОДКОВНИК. Вот и благодатный ветер освежает наши лица.
САША (повернувшись к Молчаливой Татьяне). А сколь приятна утренняя тишина.
ПОДКОВНИК. А самое приятное это то, что ты рядом со мной! (Обнимает ее и целует.)
(В соответствии с авторским замыслом в дальнейшем развитии действия Сашу должен был украсть сатир Богомил, а затем, преодолев многочисленные трудности, ее освобождал с помощью мудрого старца молодой пастушок. Подковник прервал работу над текстом пасторали «Похищение пастушки» в знак протеста против высказанных нами предположений, что все действие пьесы подчинено главной задаче – поцелую главных героев в финале.)
____________________
1 Жестяные коробки
Сначала нам не приходило в головы складывать воспоминания в коробки. Мы разбрасывали их повсюду, куда-то засовывали, перепрятывали, время от времени забывали, где какое находится. Мы хранили их в трещинах стен, под коврами, среди всякого старья, в карманах пальто, которые давно уже не носили, между страницами книг, в шкафах и букетах засохших цветов. А потом, когда все «потайные» места уже были заполнены, мы ежедневно натыкались на них, случайно находили во время уборки или тогда, когда искали, куда бы спрятать новые воспоминания. Вскоре нам стало ясно, что такой беспорядок дольше переносить невозможно, кроме того, казалось вполне вероятным, что какое-то важное воспоминание может вообще затеряться, стать жертвой моли или плесени. Поэтому как-то раз в одну из суббот мы устроили генеральную уборку. Все воспоминания были извлечены на свет дня, почищены платяной щеткой, проветрены на солнце, завернуты в вощеную бумагу и сложены в жестяные коробки из-под печенья к чаю, трубочного табака или конфет. Ни одного (даже самого неприятного) воспоминания мы не выбросили, потому что воспоминаниями не бросаются – ведь тогда однажды на помойке может оказаться большая, чем та, что осталась дома, часть тебя самого.
В плохую погоду или просто тогда, когда нам захочется, мы развлекаемся, рассматривая содержимое жестяных коробок. Осторожно разворачиваем пакеты из вощеной бумаги и показываем друг другу то, что делает нас такими, какие мы есть. В холодные дни мы выбираем особенно теплые воспоминания и затыкаем ими щели в оконных рамах или накрываемся ими перед тем, как улечься спать.
Когда Райчета ушел на войну, Миросава собрала все, что помнила о нем, и положила в небольшое деревянное корытце, которое купила на ярмарке во Врачеве. Поженились они всего-то за неделю до начала войны, так что воспоминаний было не так уж много, примерно столько, сколько наберется ягод ежевики по пути от ручья до дома, но ягод крупных, полных силы и тепла, таких, что и одной хватит, чтобы пережить целую зиму. Выбрав самый лучший кусок льняного полотна из сундука с приданым, Миросава сшила из него наволочку, наполнила ее воспоминаниями и вышила по краям узор из листьев и веток. И с тех пор только на этой подушке она проводила бессонные ночи или спала. Ничего больше не хотела она подкладывать под голову, пусть даже из шелка и бархата. Так, прильнув к воспоминаниям о своем Райчете, проводила она свою вдовью жизнь, ночами скрашивала горькие дни, разговаривала с ним, вспоминала о его ласках, щекой согревала воспоминания, ухом слышала его шаги, удалявшиеся от дома, в сторону горы Цер, через албанские горные ущелья, над водой, которая кружит вокруг далекого острова Корфу… Чтобы и ребенок помнил отца, которого он не запомнил, давала она ему днем подушку, наполненную воспоминаниями, но всегда снова обнимала ее, стоило солнцу расстаться с луной. В тот год, когда от горестной смерти Райчеты прошло столько лет, сколько можно набрать ягод ежевики по пути от дома до ручья, Миросава преставилась и предстала перед добрым Богом, оставив свою душу на подушке из воспоминаний. Те, кто в этом понимает, говорят, что она там так и осталась навсегда, в гнезде, свитом из пуха воспоминаний.
Ил. 35. Миросава Райчетова. Подушка из воспоминаний. 1914. Льняное полотно, нитки и воспоминания. 42х38. Из коллекции семьи Вучич, село Цветке под Кралевом.
