Этот мир был любопытнее предыдущего. Кто бы мог подумать, что возможно настолько гармоничное сочетание среднерусской равнины с южноамериканскими джунглями. Недаром профессор Исайченко, светило земной науки, часто наведывался в дебри Амазонки с экспедициями. Никогда еще мне не приходилось видеть человеческого сознания с таким причудливым пейзажем. В прошлый раз пришлось утопать в снегах, благодаря известному физику из Сыктывкара. Полгруппы померзло за каких-то два часа. А тут, считай, условия идеальные.
Но красотой нам насладиться не дали. Вместо ласкающей глаз зелени леса и нежного солнышка привыкаем к сумраку холодной пещеры. Мы обвалили потолок перед выходом и теперь наслаждаемся кратковременной безопасностью в этой мышеловке. Нас пятеро: четверо мужчин и одна женщина. С собой не то что оружия, даже одежды нет — в погружение ничего брать нельзя. Такова природа эгодайвинга.
Два пришельца с той стороны методично разгребают камни и время от времени шипят что-то друг другу. Вообще-то мы хотели обрушить потолок на них. Если бы завалило хоть одного, с выжившим можно было бы попытаться справиться. Сбить с ног, накинувшись всем сразу. Двоих-троих он в таком случае если не убьет, то покалечит, но оставшиеся, скорее всего, свернут ему шею. Умные твари разгадали нашу задумку и в последний момент выскочили из-под обвала. Теперь у нас шансов нет. Раскопают и разорвут на мелкие куски. Мы это понимаем и нервничаем — каждый по-своему.
Новичок, Саймон, все время вертит головой. То ли в поисках выхода из пещеры, то ли просто из любопытства осматривает новый для себя мир — внутренний мир человека. Впрочем, даже если мы и нашли бы лазейку отсюда, Саймон в нее вряд ли бы протиснулся. Он боксер-тяжеловес, а значит, в нем никак не меньше ста двадцати килограммов, и габариты соответствующие. Неплохой парень, здорово держится. Говорят, что характер Саймон унаследовал от дедушки — вождя индейского племени.
Вера ходит туда-сюда вдоль завала и прислушивается. Нервы у нее явно на взводе. Ей хочется поскорее броситься в драку, а не сидеть без дела. Помню, около года назад стал свидетелем того, как какие-то накачанные шпанята призывного возраста попробовали внаглую сесть за Верин столик в летнем кафе. Мол, вали отсюда, пышка. Им было невдомек, что перед ними чемпионка мира по дзюдо. Двоим пришлось вызвать «скорую». Остальные, как выяснилось, неплохо бегали.
Совсем по-другому ведет себя Камацу. Как и положено настоящему мастеру, он абсолютно спокоен. Сидит себе на коленях, словно на чайной церемонии, и поблескивает щелочками глаз. Маленький худой японец — самый сильный боец в нашей команде. В спаррингах с ним мне не помогают ни годы занятий самбо, ни преимущество в физической силе. Хватка у него стальная, а движения молниеносные.
К сожалению, пришельцев нашими умениями в драке не впечатлить. Мы для них — мальчики для битья. За исключением Веры, конечно. Впрочем, пришельцы полов у людей не различают и убивают, не разбирая, кто мальчик, а кто девочка. При огромной физической силе и солидных размерах чужому не составляет труда прикончить любого землянина. Час назад двадцать пять человек схватились с шестеркой чужих на равнине перед входом в пещеру. После боя осталось пятеро против двоих. Вот такая невеселая арифметика.
Пятый участник экспедиции, проводник Илья, в драке бесполезен. Он свое дело сделал — вывел группу к Точке Входа. Вот она, в конце пещеры, — слабо пульсирующая красным сфера диаметром чуть больше двух метров. Илья уставился на светящийся шар и не отводит глаз. То, что для нас, бойцов, просто объект, вверенный для обороны от чужих, для нашего проводника объект исследования. Даже сейчас, будучи на волосок от очередной смерти, Илья изучает загадочные переливы на поверхности сферы.
— Вот как сознание выглядит… — задумчиво протянул Саймон, тоже глядя на Точку.
Новобранцам перед погружением, как водится, ничего толком не объяснили. Илья не мог упустить возможности для демонстрации своих познаний и начал маленькую лекцию, которую бывалые бойцы уже выучили наизусть:
— Сознание — это весь мир, в котором мы сейчас находимся: и пещера, и равнина снаружи. Если быть точным, то мы в предсознании. Это своего рода прихожая для погружения. А Точка Входа — дверь внутрь личности. Там все как на ладони: можно увидеть ход мыслей, потрогать эмоции, рассмотреть воспоминания детства.
— Ты туда ходил?
— До появления чужих только тем и занимался. Душевнобольных лечил. Теперь вот только в предсознание группы вожу.
— А эти, — Саймон кивнул на завал, за которым копошились пришельцы, — как сюда попадают?
— До сих пор толком не понятно… — вздохнул Илья. — Каким-то образом устанавливают на расстоянии ментальный контакт между человеком и кем-то из своих. Два предсознания образуют единое пространство с двумя Точками Входа. Одна человеческая, другая — чужая. Ну а потом в предсознание чужого забрасывают своих эгодайверов. Так и встречаемся. Если, конечно, успеваем человека, впавшего в кому, до Института довезти и свою группу закинуть за те несколько часов, что нужны для установления контакта. Что дальше — ты сам видел.
Саймон покачал головой, вспоминая недавнюю бойню:
— И вот так каждый раз? Они нас… ну, бьют…
— Был один удачный выход, месяца два назад. Пришельцы маловато дайверов забросили, а мы, наоборот, на полную катушку, сколько сознание вместило, человек сорок. Наших дайверов все равно перебили, конечно, но у одного парня получилось в разгар боя прокрасться к Точке Входа чужого и дальше, в сознание. Представляешь, сколько данных мы тогда получили?
— Теперь мы все про них знаем?
— Не все, естественно. Точно знаем, что этих тварей немного, несколько тысяч. Их выжили с родной планеты более технически развитые виды, и теперь они странствуют. Корабль сейчас где-то в пределах Солнечной системы. Атакуют в основном ученых. Пока не ясно зачем. Может, новая форма промышленного шпионажа, может, что-то большее. Неужели вам не объясняли?
— Да нет, говорили. Просто я как-то не поверил. Думал, для поддержания духа… Ну, пропаганда, что мало их…
Снаружи с грохотом сползла груда камней. Мы вскочили на ноги, готовясь к схватке, но преграда устояла. Чужие продолжали разгребать завал.
Вера проворчала, усаживаясь на пол:
— Господи, как умирать надоело. В семнадцатый раз уже…
— А что чувствуешь, когда умираешь? Там, в физическом мире… После выхода.
Саймон спросил только сейчас, хотя его, новичка, этот вопрос не мог не интересовать.
— Боль, — ответила Вера спокойно, — много боли. Хуже всего, если здесь руку или ногу оторвут. Глазами видишь, что все на месте, а боль жуткая! В первый раз у меня две недели ушло на то, чтобы прийти в себя.
— Привыкнешь, — вступил в разговор Илья. — Я так много раз погибал, что фантомные боли исчезают через пару дней, на третий могу снова погружаться. Ко всему привыкаешь.
Минут десять все молчали, затем Саймон спросил:
— Неужели по-другому нельзя? Ну… не голыми руками драться.
— Саймон, если бы можно было сделать что-то более эффективное, то сделали бы! К сожалению, мозг не обманешь. Можно сколько угодно уговаривать себя, что ты большой и сильный, но во время погружения все равно окажешься таким, какой ты есть. А оружие, сам понимаешь, с собой не возьмешь.
— Не знаю… драться с этими тварями голыми руками глупо, — Саймон покачал головой.
— Не сдавать же профессора без боя, в самом деле? — Веру начал раздражать настрой малоопытного Саймона. — Наши фантомные боли — ничто по сравнению с тем, что грозит ему.
Илья откинулся на спину, беззлобно выругался и произнес:
— Эх, природа-мама, на кого ты нас такими слабыми сделала? Не представляю, как наши предки выжили в далекие времена…
— Как-как… головой думали, вот и выжили. На Земле всякого зверья полно водилось. И с этими справимся…
Интересно, Верка сама верит в то, что говорит?