ничего лучшего вблизи не предвиделось. Как уже там Молодчий манипулировал закрылками и газом - объяснить невозможно, но он сели и машину сумел сохранить.
Когда через неделю экипаж появился на аэродроме, полк встретил его бурно, но от командира за такую рискованную посадку, как и за ту, предыдущую, досталось крепко: 'Почему в безнадежной и гибельной ситуации Молодчий отказывается от применения парашюта? Побаивается, что ли?' Да нет, он не раз прыгал до войны, напрыгался и после ее окончания, будучи уже командиром полка. Но в боевой обстановке он хотел, чтоб его фронтовой экипаж был твердо уверен, что их командир, без крайних обстоятельств, машину не покинет и никого из них под смертельную опасность никогда не подставит.
Конечно, командирское внушение штука запоминающаяся, но нечто подобное той зимней внеаэродромной посадки, в том же исполнении, произошло почти год спустя в черную весеннюю ночь, когда, снова, не выбросив экипажа, Молодчий сел с остановившимися моторами на 'что бог послал', и только утром разглядел - да это ж … деревенский аэродром.
В общем - Молодчий был верен себе. Уже шел март 1942 года. К тому времени потери дальнебомбардировочной авиации вышли за грань катастрофы: из более чем тысячи боевых самолетов и экипажей - в строю оставалась едва ли одна треть, половина из которых уже не могла подняться в воздух. При такой децентрализации управления иного исхода быть не могло. Назревали перемены. Вскоре ДБА была преобразована в авиацию Дальнего действия и подчинена непосредственно Ставке Верховного Главнокомандования. Командующим АДД был назначен генерал Голованов (в ближайшем будущем - главный маршал авиации). С той поры в принципах применения дальних бомбардировщиков стало многое видоизменяться: боевые действия обрели характер, в основном, ночных сосредоточенных и массированных действий по наиболее важным объектам противника, увеличилась глубина ударов, возникли новые боевые порядки.
Нельзя было не заметить, как резко сократились потери боевого состава и значительно повысилась эффективность выполнения оперативных задач Ставки.
Молодчий воспринял суть этих перемен как дело давно ожидаемое (особенно по части перевода боевых действий на ночное время) и по-прежнему никому не уступил лидерства по количеству успешно выполненных боевых заданий.
Но дело не в счете. Куда важнее был другой критерий - мера нанесенного врагу урона, в чем огромная роль, конечно же, принадлежала великолепному штурману Сергею Куликову. Умница, скромняга, человек благородной храбрости - он водил машину по ниточке, бомбы свои укладывал в цель аккуратно и всегда уходил от объекта удара с видимым результатом своего бомбардирского искусства.
Куликов был заметно старше Молодчего, да и званием повыше, но с первого дня их боевого знакомства понял - командир достался ему как в награду. Не чаял души в своем 'дорогом Сереге' и Молодчий - берег его и гордился им безмерно.
К слову - прекрасны были и стрелки - радисты Панфилов и Васильев: пять сбитых 'Мессершмиттом' - это редкий счет для бомбардировщика, на зависть многим истребителям.
Вот такой это был экипаж - слаженный, инициативный. Однажды Молодчий вызвался разбомбить мост, через который шли немецкие эшелоны в сторону Ленинграда, к базе снабжения. И мост, и рядом лежащую станцию уже не раз подвергали бомбежке, но немцы их быстро восстанавливали и все начиналось сначала. И вот теперь Молодчий с Куликовым решили разделаться с мостом в одиночку.
- Да вас же моментально слижут, - парировал их энтузиазм командир полка. - И близко к мосту не подпустят. Представляете, какая там оборона?
- Представляю, - отвечал Молодчий, - но я знаю как разрушить мост.
И настоял на своем. В мрачную ночь, с нависшими над землей облаками и моросящим дождем, Молодчий взял курс на цель, а когда чуть рассвело, он шел уже на предельно малой высоте над самой нитью железной дороги прямо на мост. Ничтожная видимость и быстро перемещающаяся цель затрудняли немецким пушкарям ведение прицельного огня, но огневую кутерьму они устроили знатную. Куликов глаз не сводил с линии пути, а когда появился мост - растянул плотную серию по полотну между фермами. В ту же минуту, с уходом последней бомбы, Молодчий вошел в облака и был таков.
Это были специальные бомбы, с мощными крючьями для ухвата за мостовые переплеты и с замедлением взрыва на 27 секунд. Когда теперь узнаешь о результате удара? Но агентурная информация не задержалась: левая ферма упала в воду, мост надолго вышел из строя, несколько пробоин в фюзеляже - не в счет.
Но к лету сорок второго года такие цели стали уже редкостью - преобладали более ближние - опорные пункты, переправы, плацдармы и нечто им подобное. В ночь вылетали по два, а то и по три раза с полной боевой выкладкой.
На предполетной подготовке к очередному вылету Молодчий неожиданно сказал:
- Нужно увеличить максимальную бомбовую нагрузку еще на полтонны.
Сказал утвердительно, как о деле решенном. Куда ж ее увеличивать - закипятились оппоненты, - если она и так превзошла нормальный вес в два раза? Да самолет и не взлетит!
Но Молодчий в успехе своего замысла не сомневался и в очередной боевой полет вышел с сумасшедшим весом. За ним, спустя время пошли и другие. Не все, правда.
Однако ж, не каждое новшество дается даром: от новой пятисотки центровка самолета поехала назад и хвост на взлете стал подниматься медленно, с большими усилиями на штурвале. Это изрядно удлиняло длину разбега и Молодчий, поразмыслив, придумал какую-то механику для облегчения подъема хвоста, но не решился ее внедрять - нужна была поддержка главного конструктора. Приехал С.В. Ильюшин. Посмотрел на все это вольнодумство и молча уехал - мол, делайте что хотите. Он вообще неодобрительно относился к супертяжелой бомбовой нагрузке, а тут еще какие-то приспособления. Но Молодчий и без него решил занимавшую его проблему. Супервес вошел в норму.
И вдруг, среди горячки боевых полетов - командировка. - Отправляйся на завод, - было сказано - там тебя ждут: проведешь испытания бензо- системы с подвесными баками.
'К чему они, баки? - недоумевал Молодчий. - Радиуса полета и так хватает на все наши цели'. Однако испытания провел успешно и через неделю первый экземпляр доработанной машины пригнал в полк. Принялись и за другие самолеты - прямо в строю. Доработки оказались несложными и уже в июле, в разгар Сталинградской оборонительной операции, командующий АДД направил более двухсот отборных экипажей на бомбардировку военных объектов Восточной Пруссии - Данцига, Кенигсберга…
Что, там, противовоздушная оборона этих городов! Грозовые фронты, стоявшие поперек дороги к ним, - вот это 'оборона'! Не все смогли проникнуть к целями, а немало было и тех, кто в грозах увяз навечно.
Но экипаж Молодчего бомбил и Данциг и Кенигсберг. А когда в августе, сквозь жуткий разгул стихии и зенитный кошмар, пробился с немногими другими к центру Берлина - душа его запела: видно это цель была для него самой заветной и от избытка чувств, несмотря на строгий режим радиомолчания и и ничтожный шанс выбраться отсюда живым - отклепал под своим индексом:
'Москва. Кремль. Товарищу Сталину. Находимся над Берлином. Задание выполнили'.
Получение радиограммы земля подтвердила. Но дошла ли она до адресата? И вдруг, прямым текстом - на борт: 'Всё понятно. Благодарим. Желаем благополучного возвращения'. Сомнений не было: это был Он, сам 'Адресат'!
