которые вызывало у нее это зрелище. Эх, знала бы ты, подружка, подумала Тереса. Видела бы ты в этих самых местах то, что видела я. Однако же ты держишься неплохо, блондиночка. Хотя, может, именно сейчас тебя грызут сомнения, да и есть от чего. Добыть припрятанное — как раз самое простое из всего, что нам предстоит, а вот что будет дальше, если что-нибудь сложится не так?
Они уже сто раз говорили о возможных последствиях своего рискованного предприятия, не исключая и того, что полутонны кокаина может уже не оказаться в пещере. Но Лейтенант О’Фаррелл была упряма и бесстрашна. Пожалуй — что не слишком радовало, — даже чересчур упряма и чересчур бесстрашна. А это, размышляла Тереса, не всегда сочетается с хладнокровием, которого требуют подобные дела. Сидя на пляже в кабине «лендровера», она сделала для себя открытие: да, Пати — ее подруга, ее товарищ, но на этом пути, чем бы и как бы он ни закончился, остается длинный отрезок, который ей, Тересе, придется пройти самой. На котором ей не поможет никто. Зависимость от всего и вся, которую она ощущала до сих пор, или, вернее, упорная вера в то, что таковая существует — ей было удобно с этой зависимостью, по другую сторону которой, казалось ей, нет ничего, — мало-помалу превращалась в точное знание, свойственное зрелому сиротству. Оно утешало. Сначала в тюрьме, в последние месяцы, — и быть может, в этом сыграли роль прочитанные книги, — в часы без сна в ожидании рассвета, среди размышлений, к которым привел ее тогдашний покой. Потом она вышла наружу, во внешний мир, в жизнь, и то, что оказалось лишь очередным ожиданием, только ускорило процесс. Однако Тереса не осознавала происходящего до того вечера, когда снова встретилась с Пати О’Фаррелл. Там, в темноте полей хересской усадьбы, услышав из уст подруги слово «будущее», Тереса внезапно, как бы вспышкой, поняла, что, может быть, Пати и не сильнее из них двоих — так же, как не были сильнее столетия назад, в других жизнях, Блондин Давила и Сантьяго Фистерра. И пришла к выводу, что честолюбие, проекты, мечты, даже смелость или вера — даже вера в Бога, вздрогнув, додумала она до конца — вместо того, чтобы давать человеку силы, отнимают их. Потому что надежда и даже простое желание выжить делают его уязвимым, связывают возможностью боли и поражения. Может, именно этим люди и отличаются друг от друга; именно в этом состоит различие между ней и Пати. Пожалуй, Эдмон Дантес ошибался, и единственно верное решение — не верить и не надеяться.
Пещера пряталась за глыбами, некогда рухнувшими с обрыва. Четыре дня назад они произвели рекогносцировку с суши: с десятиметровой высоты, высунувшись в расселину, Тереса внимательно осмотрела и зарисовала каждый камень, пользуясь тем, что день был ясным, а вода — до того чистой и прозрачной, что можно было хорошо рассмотреть дно со всеми его неровностями и прикинуть, как подойти с моря, чтобы какой-нибудь острый обломок не пропорол резину лодки. И вот они снова здесь. Лодку побалтывало на волнах, пока Тереса, временами слегка прибавляя газ и ведя ее зигзагом, искала путь, наиболее безопасный для прохода, стараясь держаться подальше от камней. В конце концов она поняла, что «Зодиак» сможет войти внутрь только при спокойной воде, поэтому направила его к большой пещере слева. А там, под ее сводом, где волны не подталкивали их к отвесной стене, она велела Пати сбросить за борт складной четырехлапый якорь-кошку на десятиметровом тросе. Потом обе соскользнули по резиновым бортам лодки в воду и с другим тросом поплыли к камням, которые то показывались из-под воды, то скрывались под ней. За спиной у каждой был рюкзак с герметичными мешками, ножом, веревками и водонепроницаемым фонарем. Костюмы для подводного плавания облегчали движение. Добравшись до места, Тереса привязала трос к одному из камней, велела Пати быть поосторожнее, чтобы не наступить на морского ежа, и они медленно двинулись по скалистому берегу, почти по грудь в воде, из большой пещеры в маленькую. Иногда сильная волна заставляла их цепляться за что попало, чтобы удержаться на ногах, и тогда острые края камней ранили им руки или раздирали неопрен на локтях и коленях. Слава Богу, Тереса, увидев, где им придется действовать, настояла на покупке этих костюмов. В них мы не замерзнем, сказала она, и потом — без них прибой и скалы сделают из нас отбивные.
— Это здесь, вон там, — показала рукой Пати. — Все так, как говорил Джимми… Сверху арка, три больших камня и один маленький. Видишь? Надо немного проплыть, а потом мы сможем идти по дну.
Ее голос гулко отдавался в пустоте. В пещере стоял крепкий запах гниющих водорослей и просоленного морем камня, на который поминутно накатывались волны. Повернувшись спиной к свету, женщины углубились во мрак. Внутри вода была гораздо спокойнее, дно хорошо видно, даже когда они перестали ощущать под ногами дно и поплыли. По ту сторону оказалось немного камней, песка и охапки мертвых водорослей.
Дальше царил мрак.
— Мне нужна сигарета, черт бы ее побрал, — пробормотала Пати.
Выйдя из воды, они достали из непромокаемого мешка сигареты и закурили, глядя друг на друга. Светлая арка входа отражалась в воде, и в сером полумраке пещеры можно было разглядеть блестящие от влаги костюмы, мокрые волосы, усталость на лицах. А что теперь? — такой вопрос каждая, похоже, безмолвно задавала себе и подруге.
— Надеюсь, он еще здесь, — прошептала Пати.
Они еще немного постояли, докуривая. Если полтонны кокаина действительно тут, всего в нескольких шагах, как только они преодолеют это расстояние, в жизни каждой из них уже ничто не останется таким, как прежде. Они обе знали это.
— Черт побери. У нас еще есть время, подружка.
— Время? Для чего?
Тереса усмехнулась, обращая свою мысль в шутку:
— Не знаю. Может, чтобы не пойти смотреть.
Пати отсутствующе улыбнулась. Ее мысли тоже унеслись вперед, на несколько шагов от места, где они стояли.
— Не говори глупостей.
Тереса взглянула на рюкзак у ног и, нагнувшись, стала в нем рыться. С кончиков распущенных волос капала вода. Тереса вынула фонарь.
— Знаешь что? — сказала она, щелкая им для проверки.
— Пока не знаю.
— По-моему, бывают мечты, которые убивают… — Тереса посветила вокруг, на стены из черного камня с небольшими сталактитами вверху. — Убивают еще вернее, чем люди, болезни или время.
— И что дальше?
— Да ничего. Просто мне пришло в голову. Вот прямо сейчас.
Пати не смотрела на нее. И даже едва слушала. Тоже достав фонарь, она повернулась к скалам в глубине пещеры, занятая собственными мыслями.
— Что ты там говоришь?
Рассеянно заданный вопрос, не требующий ответа. Тереса и не ответила. Только внимательно посмотрела на подругу, потому что ее голос, даже с учетом эха под каменными сводами, прозвучал как-то странно.
Надеюсь, она не собирается убить меня ножом в спину в этой пещере с сокровищами, как пираты в книгах, подумала она, шутя лишь наполовину. И несмотря на всю нелепость этой мысли, вдруг поймала себя на том, что смотрит на рукоятку водолазного ножа, так успокоительно торчащую из рюкзака. Да черт меня побери, мысленно обругала себя Тереса, совсем рехнулась, трусиха проклятая. И грызла себя за это все время, пока они собирали снаряжение, надевали рюкзаки, а потом осторожно шли по камням и водорослям, освещая себе путь под ногами. Пол пещеры понемногу поднимался. Два снопа света выхватили из тьмы поворот. За ним оказались еще камни и сухие водоросли — очень плотные охапки, громоздящиеся возле углубления в стене.
— Должно быть, это здесь, — сказала Пати.
Черт побери, ошеломленно подумала Тереса, вдруг догадавшись, что происходит. Оказывается, у Лейтенанта О’Фаррелл дрожит голос.
— Это уж точно, — сказал Нино Хуарес, — такая женщина любому мужчине даст сто очков вперед.
Ничто в бывшем главном комиссаре ОПКС — группы по борьбе с организованной преступностью Коста- дель-Соль — не выдавало полицейского. Или бывшего полицейского. Он был невысок, почти хрупок, со