— Я знаю, почему ты это сделала. Ты хочешь добраться до этого клада. И хочешь, чтобы я тебе помогла.

Огонек сигареты дважды ярко вспыхнул. Они снова пошли по тропинке.

— Ты ведь занималась такими вещами, — просто сказала Пати. — Невероятными вещами. Ты знаешь места. Знаешь, как добраться туда и вернуться.

— А ты?

— А у меня есть связи. Я знаю, что делать потом.

Тереса по-прежнему отказывалась думать. Это важно, сказала она себе. Она боялась, дав волю воображению, опять увидеть перед собой темное море и искрящийся вдали маяк. Или, может, тот черный камень, что убил Сантьяго, а ей стоил полутора лет жизни и свободы. Поэтому нужно подождать рассвета и обдумать все это в сером свете зари, когда ей станет страшно. В эту ночь все казалось обманчиво легким.

— Туда опасно идти. — Она произнесла это неожиданно для самой себя. — И потом, если узнают хозяева…

— Никаких хозяев больше нет. Прошло много времени. Никто не помнит.

— О таких вещах помнят всегда.

— Хорошо. — Несколько шагов Пати прошла молча. — Тогда мы будем вести переговоры с теми, с кем будет нужно.

Невероятные вещи, сказала она несколько минут назад. Впервые Тереса услышала из ее уст слова, выражавшие такое уважение или такую похвалу ей. Ты не болтаешь, и ты не предательница — это она слышала, но такого, как сейчас, — никогда. Невероятные вещи.

Она сказала это просто, как равная равной. Ее дружба лишь изредка выражалась словами, да еще подобными этим. Не врет, рискнула предположить Тереса. Что-то мне подсказывает — она говорит искренне. Могла бы использовать меня, но непохоже, чтоб собиралась это сделать. Она знает меня, я знаю ее. И нам обеим это известно.

— А мне какая польза от всего этого?

— Половина. Если только ты не собираешься и дальше вкалывать на своем пляже.

Воспоминание больно резануло ее: жара, пропитанная потом футболка, подозрительный взгляд Тони из-за стойки, неизбывная, животная усталость. Голоса людей на пляже, запах тел, обмазанных маслом и кремом. От всего этого до такой вот прогулки под звездами — всего четыре часа езды на автобусе. Ее размышления прервало громкое хлопанье крыльев в соседних ветках. От неожиданности Тереса вздрогнула. Это филин, сказала Пати. Здесь много филинов. Они охотятся ночью.

— А вдруг этого порошка уже там нет, — проговорила Тереса.

И все же наконец она думала об этом. Все же, все же.

Всю первую половину дня лил дождь. Налетал порывами, плотными струями, испещрявшими рябью море, временами стирая серый силуэт мыса Трафальгар вдали. Они курили, сидя в «лендровере» посреди пляжа — в кузове прицепа лежали надувная лодка и подвесной мотор, — слушали музыку, смотрели, как скатывается по стеклам вода, и наблюдали, как время передвигает стрелки часов на приборной доске: Пати О’Фаррелл за рулем, Тереса рядом — с бутербродами, термосом кофе, бутылками воды, пачками сигарет, тетрадями с набросками и морской картой этого района, самой подробной, какую только смогла найти. Небо еще оставалось грязно-серым — последние метания весны, сопротивляющейся приходу лета, — и низкие тучи все так же двигались на восток, но свинцовая поверхность моря выглядела спокойнее, и только вдоль берега ее разрывали белые полосы прибоя.

— Пожалуй, можно, — сказала Тереса.

Они вышли из машины, походили по мокрому песку, потягиваясь, разминая затекшие тела, потом открыли заднюю часть «лендровера» и достали костюмы для подводного плавания. С неба продолжало мелко моросить, и Тереса, раздевшись, вся покрылась гусиной кожей. Как же холодно, черт побери, подумала она. Натянув поверх купальника узкие неопреновые штаны и всунув руки в рукава, она застегнула молнию, но капюшон надевать не стала: волосы у нее были стянуты резинкой в хвост на затылке. Две дамы занимаются подводной охотой в такую погоду, усмехнулась она про себя. Веселенькая картинка. Если какой-нибудь недоумок сейчас прогуливается где-то поблизости, у него просто глаза на лоб вылезут.

— Ты готова?

Подруга кивнула, не отрывая взгляда от колышущегося перед ними бескрайнего серого пространства.

Хотя и непривычная к подобным ситуациям, Пати вела себя разумно и сдержанно, без нервозности и чрезмерной болтливости. Казалось только, что она обеспокоена: тем ли, что они собирались совершить — вполне достаточная причина поволноваться, — тем ли, что им предстояло выйти в море, вид которого никак не внушал спокойствия. Состояние Пати выдавало и то, сколько сигарет одну за другой она выкурила, ожидая: последняя, сырая от мороси, дымилась у нее во рту, заставляя щуриться, пока она натягивала костюм, — и порция кокаина перед тем, как выйти из кабины. Отработанный ритуал — свернутая в трубочку новенькая банкнота и две дорожки, выложенных на пластиковую папку от документов на машину. Однако на этот раз Тереса не стала принимать в нем участие. Ей нужна ясность мысли, но не такая — другая. Заканчивая одеваться, она вспоминала во всех подробностях морскую карту, которую успела изучить до того, что она буквально отпечаталась в голове: береговая линия, изгиб к югу в сторону Барбате, обрывистые скалы в конце ровного чистого пляжа. А там, не отмеченные на карте, но точно указанные Пати, — две большие пещеры и одна маленькая, укрытая между ними, недоступная с суши и едва заметная с моря: пещеры Маррахос.

— Пошли, — скомандовала она. — Нам осталось четыре светлых часа.

Для отвода глаз положив в надувную лодку рюкзаки и гарпуны для подводной охоты, они сняли ее с прицепа и потащили к воде. Лодка была серая, резиновая, марки «Зодиак», чуть меньше трех метров в длину, мотор «Меркури» мощностью пятнадцать лошадиных сил, бак доверху залит бензином и подготовлен к работе: Тереса накануне сама проверила его, как, бывало, в прежние времена. Они установили и тщательно закрепили его в гнезде кормы, удостоверились, что все в порядке и консоль винта поднята, и, взявшись с обеих сторон за буртики, повели лодку в море.

По пояс в холодной воде, таща лодку подальше от волнореза, Тереса старалась не думать. Она хотела, чтобы воспоминания помогали ей полезным опытом, а не становились балластом прошлого, из которого требовались только необходимые технические познания. Все остальное — образы, чувства, потери — сейчас были непозволительной роскошью. Возможно, даже смертельно опасной.

Пати помогла ей вскарабкаться на резиновый бок лодки. Море толкало их обратно к берегу. Резким быстрым рывком за ремень Тереса запустила мотор, и рокот пятнадцати лошадиных сил отозвался в ее сердце радостью. Снова я здесь, подумала она. На счастье ли, на беду, но здесь. Велев спутнице перебраться на нос, чтобы уравновесить лодку, она пристроилась возле мотора и повела «Зодиак» прочь от берега, а потом — к черным скалам в конце песчаной полосы, белесой в сером свете пасмурного дня. Надувное суденышко вело себя вполне достойно. Она управляла им, как учил Сантьяго, избегая гребней, стараясь становиться носом к волнам, потом соскальзывая наискосок по их обратной стороне. И ей было хорошо. Черт побери, каким бы подлым и хищным ни было море, оно все равно прекрасно. Тереса с наслаждением вдохнула сырой воздух. Этот запах соленой пены, сине-фиолетовые закаты, звезды, ночная охота, огни на горизонте, бесстрастный профиль Сантьяго, высвеченный сверху прожектором вертолета, голубой мерцающий глаз таможенного катера, скачки «Фантома» по черной воде, отдающие болью в почках. Господи, как грустно все это и в то же время как прекрасно. Мелкий дождик продолжал моросить, и море окатывало их вспышками брызг.

Тереса взглянула на подругу: фигура, обтянутая синим неопреном, короткие волосы под капюшоном, похожа на мужчину. Пати смотрела на море и черные скалы, и на ее лице были написаны все чувства,