занимали Юру. Уже тогда он начал «выпадать» из текущей жизни, занимаясь совершенно посторонними вещами. Он вступил в комсомол. Затем его приняли в группу начальной летной подготовки при Тушинском аэроклубе. Оказалось, что учеба в клубе посложнее, чем в обычной школе. На Москаленко-младшего тут же обрушились спецпредметы: от аэродинамики до материальной части самолетов. Он снова перестал высыпаться и даже немного захандрил – слишком тяжелым показалось ему тратить всё свободное время на обучение летному искусству. Но тяга к небу помогла превозмочь трудности, и очень скоро Юра впервые поднялся в небо с инструктором. Случилось это в марте, до самостоятельного полета было еще очень далеко (к таким полетам допускались только достигшие семнадцатилетнего возраста), но восторг, который испытал Москаленко-младший, поднявшись в небо в двухместной кабине новенького «Як-52», был столь велик, что искупал все нудные часы, затраченные на изучение формул аэродинамики.
Москаленко-старший был рад услышать гордый рассказ сына о его первом полете, и тут же предложил сходить в «Новый универсальный магазин», открывшийся в прошлое воскресенье, и прикупить там «чего- нибудь авиационного». Оказалось, за своими делами-заботами Юра чуть не пропустил главное событие последних дней – открытие кооперативного торгового комплекса, построенного на территории старого овощного склада. Оказалось, что чуть ли не все жители Новогиреева уже побывали там и теперь делились друг с другом восторгами по поводу сделанных покупок.
Юра, впрочем, был не в восторге от идеи посещения магазина – ему претили мещанские радости, да и большие торговые залы всегда отпугивали неумолчным гвалтом, бессмысленной толчеей у прилавков и большим наплывом иногородних, которые приезжали в столицу не для того, чтобы посмотреть памятники и посетить музеи, а чтобы прикупить московской колбасы. Можно подумать, колбаса в одной только Москве продается!
Но желание отца сделать подарок следовало уважить. Юра в пять минут собрался, и они поехали.
На это стоило посмотреть. На месте серых плоских коробок овощного склада высились модерновые серебристые павильоны, навевающие мысли о космических ангарах, в которых хранятся мощные ракеты- носители или даже межпланетные корабли. Высокие решетчатые ворота павильонов были открыты нараспашку, а у дверей толпились молодые ребята с повязками «Новый универсальный магазин» на рукавах. Всем входящим ребята раздавали рекламные листки с уже знакомой анкетой: какие товары вы хотели бы видеть в нашем ассортименте? Дальше уже толпились покупатели, а, пройдя вглубь павильона, Юра почувствовал, что у него кружится голова. Чего здесь только не было! Одежда любая, от самой престижной дорогой до дешевой ширпотребовской, электроника из кооперативных мастерских «МММ», сувениры московские и ленинградские, грампластинки и магнитофонные бобины с записями Высоцкого и рок- музыкантов, венгерские консервы и гэдээровские авиамодели, плакаты с голливудскими суперменами и девушками в купальниках, всевозможные мелочи для дома, для семьи и книги – огромные развалы дефицитных изданий!
Народу в павильоне было, конечно, не протолкнуться, однако Юра сразу заметил, что покупают у стоящих за прилавками кооператоров редко. Объяснение было простое: цены кусались. И очень больно кусались! Всё стоило раза в три-четыре выше, чем в магазинах. Однако в том-то и дело, что в государственных магазинах всего этого изобилия не увидишь, а если увидишь, то не факт, что тебе хоть что-нибудь достанется…
Сначала Юра думал, что книжные развалы вряд ли его удивят, – он предпочитал книги об авиации и космонавтике, а уж эти издания редкими или дефицитными назвать было трудно – новинки регулярно появлялись в московских магазинах, и что-то не видно было, чтобы профессиональные собиратели книг очень уж стремились их приобрести в свою библиотеку. Но потом Юра пригляделся и понял, что заблуждается. Здесь можно было найти знаменитую книгу Цихоша «Сверхзвуковые самолеты» и справочник «Военно-воздушные силы» за прошлый год, рядом лежали два тома Шаврова и роскошные немецкие альбомы о «МиГах», подшивка «Зарубежного военного обозрения» и новинка из новинок – совсем свеженькая «Энциклопедия космонавтики» в массивном красном коленкоровом переплете с серебряным теснением.
Отец всё тянул и тянул Юру к стойкам с одеждой – он выбрал ему кооперативную куртку, пошитую под малый размер, но по образцу настоящей пилотской куртки, – однако Москаленко-младший уперся и не хотел уходить от обнаруженных им сокровищ. В конце концов отцу пришлось уступить, и в качестве подарка Юра получил Цихоша и восхитительно пахнущую свежей краской «Космонавтику».
К хорошему быстро привыкаешь, а потому Юра довольно скоро перестал обращать внимание на кооперативные ателье и магазины, пользовался их услугами по мере необходимости и если были деньги. Семейный бюджет, конечно, затрещал, но тут отец пошел на повышение и стал получать зарплату, сопоставимую с заработками кооператоров. Главное – теперь не приходилось унижаться, доставать по связям дефицит. Пошел к кооператорам и всё купил…
Однако менялись не только правила торговли. Не прошло и полгода, как правительство всерьез взялось за армию.
Глобальная «чистка» армейских рядов началась летом, которое вошло в московский фольклор как «жаркое». Лето было действительно жаркое – как в прямом, так и в переносном смысле. Особенно жарко стало генералам.
О «чистке» Юра услышал краем уха в аэроклубе, а потом об этом открыто заговорили по телевизору.
Еще в мае «Юность» напечатала повесть известного писателя Юрия Полякова «Сто дней до приказа». Москаленко-младший эту повесть не читал, ему и без повестей хватало литературы, но Венька Бейшан рассказывал о ней всякие ужасы: типа в повести показана страшная «дедовщина», которая царит в нашей армии, показано, как там унижают и убивают новобранцев, а офицеры наживаются на солдатах, заставляя их строить дачи вместо боевой подготовки.
Юра, конечно, и раньше слышал о «дедовщине», но воспринимал ее как должное – опытные солдаты должны учить молодых, а слухи о страшных массовых избиениях и диких ритуалах «посвящения», о «дембельском поезде» преувеличены. Юра был уверен: в ВВС, где он собирался служить, такого нет и никогда не будет. И вдруг выясняется, что все слухи – правда.
Газеты как с цепи сорвались. «Комсомольская правда» посвятила проблеме целый разворот, дискуссионные материалы опубликовали и «Труд» с «Известиями». Кое-кто из участников дискуссии высказывался в том духе, что «Сто дней до приказа» – это поклеп на Советскую армию, а потому повесть надо запретить. Другие, наоборот, радовались, что тема «дедовщины» стала предметом обсуждения, потому что только через открытый разговор советское общество может решить эту проблему.
Позиция КПСС в этой дискуссии стала ясна после того, как издательство «Правда» выпустило повесть Полякова отдельным изданием и миллионным тиражом. Теперь ее можно было найти везде – даже в киосках «Союзпечати». Прочитал ее и Москаленко-старший, хотя почти не интересовался беллетристикой, отдавая предпочтение газетам. Удивился, сказал: «Странно, а в наши времена ничего похожего не было», и на этом дискуссия в семье Москаленко завершилась, не начавшись.
В июле в армии произошли аресты – об этом москвичи узнали из новой передачи «Час суда», появившейся в вечернем эфире второй программы. Передача была интересна тем, что в ней показывали реальные уголовные дела и то, как с ними работает суд. Задачей передачи было определено «юридическое просвещение советских граждан», и действительно многие выпуски были очень интересны, давая материал для живого обсуждения. И вот – таким материалом стала пресловутая «дедовщина».
Юра видел только один такой выпуск, но он потряс его. Перед судом предстали два сержанта, избивавшие новобранцев и в конце концов убившие одного из них, а также их командир – полковник, пытавшийся скрыть преступление. Показывали фрагменты судебного заседания, плачущих родителей убитого новобранца и хмурых солдат из подразделения, дававших показания. Приговор поразил своей необычайной жестокостью: сержанты получили по десять лет колонии строго режима, а полковник – высшую меру наказания!
Оказалось, что это не единственный приговор такого рода. Всего в то лето к разным срокам заключения за «неуставные взаимоотношения, приведшие к тяжким последствиям», были осуждены больше сотни «дембелей» и три десятка офицеров, потворствовавших беззаконию. Семеро из осужденных были приговорены к расстрелу.
Быстрота и беспощадность судебного преследования по фактам «дедовщины» произвела эффект. Много