требовалось малость навести «порядок», они первым делом постарались оценить местную ситуацию и ее потенциал — под вполне определенным углом зрения: что бы тут прибрать к рукам? Вскоре после их появления старший сержант команды А, в которой служили Хиншоу и его друзья, стал единственной жертвой полуночного «партизанского налета». Напавшие без следа растворились в джунглях, тем не менее доблестные рядовые Уорти и Моралес окружили в непосредственной близи от базы трех крайне подозрительных селян и изрешетили их прежде, чем те успели отступить или сдаться в плен. Хиншоу автоматически получил чин сержанта, его друзьям за проявленную бдительность и меткость была объявлена благодарность в приказе, а Уорти, кроме того, получил капральские лычки.

И по мере того, как Хиншоу начал исподволь превращать провинцию Тра Нинь в эдакий собственный феод, затерянный в джунглях, жизнь здесь потекла по совершенно новому, неожиданному руслу. Старшие офицеры были слишком заняты ведением боевых действий в широком масштабе, поэтому удалая троица без особых помех смогла приступить к кампании по откровенному запугиванию местного населения. И уже вскоре аборигены больше боялись «крыс пустыни», нежели солдат Вьетконга, однако очередное ухудшение своего положения приняли со стоицизмом, выработанным привычкой к вековому угнетению. То есть приняло большинство, ибо два поселковых старосты внезапно были убиты «неопознанными террористами», и тогда Хиншоу моментально посадил на эту должность верного человека, способного гибко соответствовать ситуации.

В провинции Тра Нинь наступила беспросветная ночь. Крестьяне, ремесленники, чиновники и политические деятели — практически все население — принуждены были платить Хиншоу «страховочные» взносы, рискуя в случае отказа подвергнуться аресту по обвинению в подрывной деятельности и связях с коммунистами. Женское население было рекрутировано и продано как движимое имущество в бордели Сайгона, но несколько наиболее привлекательных экземпляров остались в местном публичном доме, принадлежавшем самому Хиншоу. По сути все жители провинции — и стар, и млад, и мужчины, и женщины — превратились в своего рода курьеров, доставлявших наркотики и различную контрабанду из одной деревни в другую и даже в соседние провинции. Инакомыслие встречалось редко, не в последнюю очередь благодаря тому, что кривая смертности от «несчастных случаев» полностью соответствовала степени выказываемого недовольства. Когда начальник Хиншоу внял, наконец, слухам о своеобразном ведении дел в провинции и затеял расследование, то заработал себе лишь сомнительную привилегию стать одной из первых жертв «фрэгтинга»[4] во вьетнамской войне. Свидетели потом утверждали, будто от места взрыва гранаты бежал чернокожий боец, но убийцу так и не нашли.

Катастрофа обрушилась на личное королевство Хиншоу в лице Мака Сэмюэля Болана. Болан несколько раз встречал Хиншоу, когда работал в дельте со снайперами команды Эйбл, и считал его толковым, хотя и излишне жестким солдатом. Впрочем, мнение Болана коренным образом изменилось после того, как он сам во время рейда по югу провинции уничтожил вьетконговского полковника Тра Хуонга и двух меньших чинов. Возвратившись в базовый лагерь на окраине деревеньки Май Хой, Болан и капрал Т. Л. Миннегас стали свидетелями, как Хиншоу, Уорти и Моралес казнили трех невооруженных крестьян. Один был уже мертв, но вмешательство Болана спасло жизни двух остальных. Всю троицу обвинили в преднамеренном убийстве. Селяне медленно и осторожно начали рассказывать о царящих в провинции произволе и насилии; были выдвинуты и другие обвинения. Военные юристы делали все, что было в их силах, однако в конце шестидесятых во Вьетнаме редко можно было провести настоящее расследование, а «крысы пустыни» защищались яростно, утверждая, будто все их помыслы были направлены лишь на то, чтобы пресечь красную агрессию в провинции, ибо едва ли не каждый в деревеньке — скрытый коммунистический партизан и пособник Вьетконга. Вердикт суда оказался достаточно мягким. Моралес и Уорти отделались отнюдь не почетной отставкой, а Хиншоу сверх того получил еще шесть месяцев тюрьмы.

Во время суда Болан не мог не заметить злобных, мстительных взглядов Хиншоу, которые тот кидал в его сторону. Но, вернувшись домой и окунувшись в новую, личную, войну, не менее, может быть, страшную, чем Вьетнам, Мак постарался забыть не только этого подонка, но и саму вьетнамскую бойню. И вот теперь тени прошлого восстали из праха, и разом то, что еще совсем недавно казалось клубком неразрешимых противоречий и загадок, приобрело вдруг угрюмый и зловещий смысл.

Джеймс Хиншоу был человеком, умеющим организовать любое дело, заправским стратегом, и его поддерживали два не менее опытных, чем он сам, солдата. Впрочем, теперь уже один, поскольку Флойд Уорти, напоровшись на засаду, превратился в мерзкую дымящуюся отбивную. Да, для натаскивания личной армии Ника Бонелли и для командования ею Хиншоу и его дружки подходили более всего. Абсолютно аморальные и безжалостные типы, на которых тусонский капо мог положиться всегда, твердо зная: эти трое будут служить с огоньком и с фанатичным рвением.

Такие не прощают промахов и не щадят. Достойный враг.

Болан преследовал Моралеса, держась на почтительном расстоянии и в то же время ни на секунду не упуская из вида стремительно удиравший фургон. Он висел, точно приклеенный, у них на хвосте — и когда они мчались на север от парка Каньон-с-Эхом, и когда свернули на запад по проезду Мак Доналда и достигли границ Райской Долины. Он следовал за ними, когда они неслись на юг по 44-й улице, и все так же оставался незамеченным, когда они развернулись и снова направились к центру Финикса. Палач внимательно следил за всеми перемещениями фургона, больше всего опасаясь столкнуться с Моралесом где-нибудь на запруженных центральных улицах.

Господь ответил на молчаливые молитвы Болана. Фургон в очередной раз свернул на запад и помчался по пустынному шоссе, завершая замкнутый прямоугольник маршрута. Болан нарочно отпустил вражеский автомобиль вперед, держась почти на пределе видимости. Наконец фургон свернул на боковую дорогу с гравийным покрытием и скрылся в облаке пыли.

Палач принялся высматривать параллельный проезд и нашел его чуть дальше — в четверти мили. Отъехав от шоссе примерно на милю, он увидел группу зданий и направляющийся к ним пыльный шлейф, предательски отмечавший передвижение фургона Энджела. По широкой дуге Болан начал медленно подбираться к зданиям. Наконец-то он обнаружил гнездо гадюки, которое разыскивал с момента своего появления в Финиксе.

Когда дорогу преградил забор из провисшей колючей проволоки, Болан вылез из фургона и далее пошел пешком. Он осторожно ступал по иссохшей почве, «отомаг» на правом бедре и «красотка беретта» под мышкой слева готовы были к мгновенным действиям. Но пока никто не противостоял ему. Сравнивая число возможных обитателей учебного центра под Тусоном и количество убитых в Финиксе, Болан пришел к выводу, что примерно две трети армии Хиншоу выведено из игры. Тем не менее, прежде чем вторгаться на территорию лагеря, следовало еще раз — и очень тщательно — перепроверить это заключение. Любая оплошность могла стоить Палачу головы.

Он отыскал метрах в ста от построек невысокий гребень, поросший полынью и чахлыми деревцами, — укрытие, вполне пригодное для его целей. Растянувшись на животе среди пустынных колючек, Болан навел на территорию лагеря бинокль. Мора-лес только что прибыл, и крутые боевики из лагеря окружили машину. Всего — вместе с людьми Энджела — Болан насчитал одиннадцать человек. Встречавшие толпились у запыленного фургона и наперебой задавали вопросы тем, кто вернулся.

В центре этой группы стоял Джеймс Хиншоу и о чем-то быстро переговаривался с Моралесом. Судя по сдвинутым бровям и угрюмым складкам у жестко очерченного рта, Хиншоу был вне себя от ярости, однако, как обычно, умело скрывал свои эмоции. Ни единого резкого жеста, ни единой гримасы недовольства на лице. Выдержка и порядок — это был излюбленный девиз Хиншоу. Даже когда приходилось убивать или применять пытки, все делалось методично, четко, безо всяких эмоций.

Холодный как лед... и смертельно опасный.

Глаза Болана сузились, когда он наблюдал, как Хиншоу уводит сильно поредевшую ударную группу в большее из трех зданий. Этот человек был воплощением угрозы, и его смертоносный потенциал только усиливался от почти флегматичной расчетливости и точности, которые он вкладывал в каждое свое действие. Какова бы ни была конечная цель аризонской игры, именно Джеймс Хиншоу был человеком, способным довести эту игру до победного конца.

Если, конечно, его не остановить... раз и навсегда... противопоставив ему еще более сокрушительную силу.

Болан изучал здания и территорию лагеря, запоминая взаимное расположение построек, их общий план,