Крики толпы и римские палачи.
Пощечина. Ведь Он впервые получил пощечину.
Не закричал Он от удара римского копья;
Не закричал Он от вероломного поцелуя; [372]
Не закричал Он и от урагана брани;
Не закричал Он от римских палачей.
Не закричал Он от горечи и неблагодарности.
Вкус горечи в горле.
В гортани.
Горло сухое и горькое от горечи.
Сухое от проглоченной горечи.
Сухое, горькое от проглоченной неблагодарности.
Людской.
Горькое, сжатое удушьем от проглоченного.
Сжатое удушьем от волн неблагодарности.
Сжатое спазмом от проглоченного.
Больше Он уже не заговорит иносказаниями.
Не закричал Он при виде лица вероломного;
Не закричал Он при виде лиц хулителей;
Не закричал Он при виде лиц римских палачей.
Так почему ж тогда Он закричал; при виде чего Он закричал.
Печальный до смерти; но до какой же смерти;
До смерти совершившейся; или до смерти
Запечатленной.
Он вновь видел жалкую колыбель своего детства.
Ясли,
В которые Его тело было положено в первый раз;
Он провидел усыпальницу Своего мертвого тела,
Последнюю колыбель любого человека,
В которую будет положен каждый человек.
Чтобы уснуть. Будто бы
С виду.
Чтобы отдохнуть наконец.
Чтобы истлеть.
Его тело.
Между четырьмя досками.
Вплоть до воскресения тел.
Так как души, к счастью, нетленны.
Ведь Он был человеком;
Он должен был подчиниться общей судьбе;
Лечь туда, как все;
Он должен был пройти через это, как все;
Он через это пройдет.
Как другие.
Как все.
После стольких других.
Его тело будет положено туда в последний раз.
Но оно останется там лишь два дня, лишь три дня; благодаря воскресению.
Ведь Он воскреснет на третий день.
Потому что Ему суждено особое воскресение и вознесение. Его личное.
Которое Он совершил вместе с собственным телом, с тем самым телом.
Его погребальная пелена;
Белая, как плат той, что звалась Вероникой;
Пелена, белая, как пеленка.
И которую заворачивают, как в пеленку.
Но больше, гораздо больше.
Потому что и сам Он уж вырос.
Он стал мужчиной.
Дитя уже выросло.
Его большая белая погребальная простыня.
Он будет погребен этими женщинами.
Благоговейно, руками этих женщин. [374]
Как человек, который умер в деревне.
Спокойно, в своем доме, в своей деревне.
Умащенный благовониями.
Благоговейно и спокойно погребен этими женщинами,
Которых никто не потревожит.
Благоговейными руками этих женщин.
Благоговейными пальцами этих женщин.
Это и назовут потом снятием с креста.
Потому что римляне не были злыми.
Все эти римляне.
В глубине души они не были злыми.
Они не отдадут на поругание Его тело, Распятое.
И снятое с креста.
Они не станут глумиться над Его останками.
Бренными.
Они не станут искать ссор с этими бедными женщинами.
Со святыми женщинами.
Ни с этим старым Иосифом Аримафейским. [375]
Этим добрым стариком.
Этим мудрым добрым стариком,
Который уступит Ему свою усыпальницу.
Можно одолжить друг другу уйму разных вещей, пока ты жив
По–свойски.
Можно одолжить своего осла, чтобы съездить на рынок.
Можно одолжить свою лохань, чтобы постирать белье.
И свой валёк.
Можно одолжить свою кастрюлю.
И свой котел.
И свой чугунок, чтобы сварить суп.
