— Ему ни гугу.

— Само собой.

— На брудершафт пьют! — Севка по-разбойничьи свистнул, перемахнул через поручень и повис над водой, раскачиваясь на одной руке.

Внизу охнули.

— Яш! Оставь горло промочить!

Какая-то слабонервная завизжала.

— Шутка, граждане!

Севка ловко подтянулся.

— Надо же снять интеллектуальное напряжение.

— И как — снял?

— Не-а.

И они, рассмеявшись, стали спускаться вниз.

Простоволосый, в старом с заплатами плаще, он стоял на коленях, нервно вскидывал седую голову и жадно, с надеждой, всматривался сквозь ветви, шевеля тонкими бескровными губами. Вымаливал что-то, казнясь.

А потом медленно опускался на колени, дрожащими руками оглаживал свежий могильный холм, и, когда склонялся совсем низко, пышная, в оклад всего лица, длинная борода его цепляла влажные земляные крошки.

Рядом, под старым кленом, лежала его мятая зеленая шляпа замасленным исподом вверх и под полуденным солнцем исходила паром.

Следователь Кручиннн наблюдал за ним, стоя неподалеку, за деревом. Он вовсе не собирался подсматривать, подслушивать или скрывать свое присутствие — он намеренно искал встречи со сторожем, и не его вина, что он застал его здесь за столь печальным занятием.

— Прости… Прости меня… Если можешь… Не уберег… Плохо… Часто вижу во сне… Дружище… Ужасно… С этим жить… Ужасно… Прости меня… Прости…

Поднялся с колен. Оббил порчины брюк.

— Прощай… До завтра. Я приду.

Поклонился в пояс.

— Алексей Лукич? — окликнул его Кручинин. — Изместьев?

Сторож вздрогнул. Настороженно осмотрел следователя, поднял и надел шляпу.

— Извините. Я понимаю, некстати. Но пугать вас я не хотел.

— Ничего, — Изместьев был раздосадован и не скрывал этого. — Никак не привыкну к нашему отечественному…

— Хамству, вы хотите сказать?

— Вероломству.

Кручинин потупился, предвидя нелегкий разговор.

— Мне хотелось бы побеседовать с вами, Алексей Лукич. Здравствуйте. Вот мое удостоверение.

— Здравствуйте. Я видел вас, помню. Вы даже о чем-то спрашивали меня. Кажется, Виктор?..

— Петрович.

— К вашим услугам.

— Не возражаете, если мы немного пройдемся?

— Охотно.

Они вышли на тропу и неторопливо двинулись в глубь леса. Кручинин достал из кармана пиджака три металлических шарика, ловко подбросил их один за другим, поймал и дробненько рассмеялся.

Сторож удивился.

— У вас первая профессия — клоун?

— О, нет. К сожалению, здесь я любитель, — сказал следователь. Догадываетесь, почему я за вами подсматривал?

Изместьев пожал плечами.

— По долгу службы, наверно. Вам же надо найти виновника.

— Или виновников.

— Их и искать не надо, — сухо сказал Изместьев. — В той жизни, какую мы с вами ведем, нет человека, который не был бы виноват.

— Я правильно понял? Вы отказываетесь помочь следствию?

— Не отказываюсь — вряд ли смогу… Что вас интересует? Если у вас только один вопрос: кто именно? — то мы напрасно теряем время.

— Алексей Лукич, вы знали потерпевших?

— Избави бог.

— Мы опросили работниц дома отдыха. Все они утверждают, что вы могли их видеть. Говорят, что вы регулярно, в одно и то же время, гуляете у озера.

— Так и есть.

— Значит, видели их?

— Конечно. И не раз.

— Видели, но не были знакомы?

— Не имел чести, — раздраженно сказал Изместьев.

— Ив тот день, во вторник — тоже видели?

— Свела нелегкая.

— Что же вы мне сразу не сказали? Тогда же, когда мы осматривали место происшествия?

— Вас тогда интересовало совсем другое.

— Алексей Лукич, — Кручинин подбросил шарик, — не ожидал от вас. Расскажите, при каких обстоятельствах?

— Встретились?.. Днем. Примерно в полдень… На буднях там, у озера, обыкновенно никого нет. Пустынно, покойно. Вода — чи-и-истая. Лагерь уехал. Хорошо… Я уже обошел озеро, хотел углубиться в лес, и тут они меня окликнули… Они лежали в траве. Рядом магнитофон, бутылка спиртного, кажется, коньяк. Явно скучали. Они из тех, кому скучно с самим собой…

На поляне играла музыка.

— Эй, мужик! — позвал Агафонов. — Эй!

— Слышь! — Притула вскочил. — К тебе обращаются? — догнал и грубо развернул сторожа за плечо. — Охамел тут совсем на природе?

— В чем дело? Чего вы хотите?

— В глаза дать. Желаешь? Могу.

— Кончай, — сказал Агафонов приятелю. Лениво поднялся и подошел. Извини, батя. Ты не сторож