Агафонова похоронили в Долгопрудном. Притулу кремировали в Митине.

День за днем, с разницей в два часа.

В Митино Кручинин послал помощников, в Долгопрудный отправился сам.

Провожали покойного человек двадцать. Пока везли каталку по аллеям к участку, мать Агафонова плакала в голос, а когда опускали гроб, ей сделалось плохо. Из молодежи пришли попрощаться черноглазая красивая девушка, которую родственники покойного называли Катей, и курчавый инвалид в коляске, которого никто из родственников, похоже, не знал и которого Катя называла уменьшительно-ласково — Яшенька.

Прибыл и Изместьев. Во время последней прогулки в лесу Кручиннн сообщил ему о дне похорон, и он приехал, хотя и не обещал. Причем много раньше назначенного часа — и терпеливо ждал, сидя на лавочке у административного корпуса.

Поздоровался издали, кивком. Кручннин из машины не вышел.

Здесь же, на площади у въездных ворот, Катя катала коляску и о чем-то негромко разговаривала с Яшей. По-видимому, они приехали вдвоем, своим ходом. Каким образом, кто им помогал — предстояло выяснить.

Когда прибыл автобус, Кручинин присоединился к процессии.

Изместьев держался особняком, ни с кем не знакомился, за гробом шел одиноко и на почтительном расстоянии. Бросил в могилу горсть земли. Отошел. И еще раз подошел уже после всех. Снял шляпу и постоял со склоненной головой над укрытой венками могилой.

Опустился на колени и трижды перекрестился.

На площади окликнул:

— Виктор Петрович?

— Да.

— Как отсюда добраться до Митина?

— Не успеете, Алексей Лукич.

— И все-таки?

Кручинин смутился.

— Извините, я бы довез… Но дела, вы понимаете?

— Я не прошу вас меня отвезти, я прошу подсказать дорогу. И только.

— На транспорте — сложно. Попробуйте автостопом. На попутках.

— Дорого?

— Помочь вам деньгами?

— Боже упаси.

— До свиданья, Алексей Лукич.

— Прощайте.

По маленькой дорожке, проложенной вдоль шоссе для пешеходов, ехал по направлению к станции Яша в коляске. Катя шла рядом. Они что-то увлеченно обсуждали, и она несколько раз сбегала с дорожки, чтобы сорвать какой-то поздний цветок, поднять крупный оранжевый лист или тронуть рукой мощный ствол старого дуба.

Кручинин уже не сомневался, что на кладбище был кто-то еще наблюдавший и за ним тоже.

— Товарищу следователю — пламенный привет.

— Здравствуйте, Гребцов. Я вижу, вы иногда поступаете разумно.

— Очень редко, — улыбнулся Андрей.

На нем был светлый дорогой костюм, белая рубашка, розовый галстук. Волосы аккуратно уложены. Настроен игриво, легкомысленно — причем намеренно легкомысленно, что, сразу заметил Кручинин, стоило ему немалых усилии. Знакомый прием. Почему-то считается, что подобная форма поведения помогает человеку чувствовать себя гораздо свободнее, раскованнее.

Но это ошибка. Все как раз наоборот.

— Вот. Тело вам притаранил. За душу не ручаюсь.

— Пешочком?

— Ноженьки мои. По колени оттоптал.

— Хотите присесть?

— Нет-нет, что вы, Виктор Петрович. Я скотинка подневольная. Как прикажете.

Они неторопливо двинулись по бульвару в сторону Покровских ворот.

— Сегодня арестуете? — спросил Гребцов.

— Погуляем. Там видно будет.

— За мильтона?

— А у вас еще какие-нибудь грешки?

— Навалом, — рассмеялся Андрей. — Хотя бы приставка. Уперли у вас из-под носа.

— Об этом мы тоже побеседуем.

— Виктор Петрович, перед толстяком я готов извиниться. Любая компенсация. Пусть ребра переломает. Не пикну. Любая — кроме тюрьмы.

Да, решил Кручинин, намерен играть под простачка. И пришел подготовленным.

— Расскажите, пожалуйста, о Мамонове.

— Сикилявка.

— И все?

— И этого — много.

— Где он сейчас?

— Виктор Петрович, извините. Меня он больше не интересует. Я падаль обхожу стороной.

— Видеоустановка у него?

— Плохо вы о нас думаете, — усмехнулся Андреи. — Возвращена законному владельцу.

— Марина дала мне сведения только на вас. А те двее, ваши дружки?

— Она правильно сделала, хотя и круглая дура. Они ни при чем. С дедком вашим я сам- нахулиганил. Один.

Кручннин внимательно посмотрел на Гребцова и неожиданно подмигнул.

— И на месте убийства вы тоже были один?

— А! Вот это уже теплее, — прищелкнул Андрей, — Валяйте — разоблачайте.

— Сами рассказать не хотите? Будет и короче, и лучше для вас.

— Не. Будет длиннее. То, что вам нужно, скажу.

— А вы знаете, что нам нужно?

— Примерно… Влип, зараза, — Андрей почесал в затылке. — Но мои личные дела вас не касаются. Закладок не будет. И никаких фамилий. Вам посадить невинного — полтора раза чихнуть. А у меня… остров невезения в океане есть. Вся харя в вате. Жутко неохота, но — придется. Я понимаю. Придется на вашу контуру поработать. Заметьте, бесплатно. А это всегда унизительно. Даже во имя истины, как любят у вас