предпочел ту дорогу, потому что она, по-моему, была более легкой».
«А ты сам? Почему ты не сказал им, чтобы они шли за вами? Почему ты допустил, чтобы они шли дру гой дорогой? Почему разрешил?» — корил я себя. Что я мог сказать в свое оправдание? Но разве мне было в чем оправдываться? Я вел Михо, тяжелобольного Михо, который почти полностью висел на мне, как тяжелейший груз. И если бы я настаивал, чтобы они пошли той же дорогой, что и мы, я невольно впряг бы их в свое ярмо. А этого я всячески избегал: ведь именно я взялся спустить Михо, и я должен был завершить начатое, потому слово было за ними, а не за мной. Слово было за Кузьминым, и он избрал другую дорогу. Все это я осознал мгновенно и, удрученный, продолжал спускаться — к палатке, к пылающему костру, к фляжкам, полным воды, к человеку, который беспокойно ходил взад-вперед перед палатками и издали воодушевлял и поддерживал меня своим беспокойным хождением, своим нетерпеливым ожиданием...
Вскоре мы спустились на 6000. Я опустил руку, которой держал Михо, и оглянулся назад, надеясь увидеть товарищей. Нигде ни единой точки! Ничего и никого. А внизу, на 5300 метрах,— вспомогательная группа. Я затянул потуже веревку и дернул ее изо всех сил. Я спешил вниз, чтобы узнать там, что слу чилось.
Склон замечательный, мы мчимся, как на лыжах.
И вот мы внизу!
Ребята из вспомогательной говорят, что они поднимались нам навстречу.
— Дело неважное,— сказал я.— Группа Кузьмина почему-то опаздывает. Надо идти на помощь. Дайте что-нибудь пожевать, и я тоже пойду с вами наверх.
Только-только мы сели, чтобы наспех проглотить кусок-другой, как на восточном гребне появилась фигура. «Либо Кирилл, либо Джумбер... наверное, за помощью. Конечно, Тэмо не может идти»,— подумал я.
Да, это оказался Кирилл.
Он остановился неподалеку, подозвал меня.
— Ребята сорвались в пропасть...— тихо выговорил он.
За целый день мы ни разу не видели солнца, но мчащийся к востоку ветер на миг приоткрыл кусок столь желанного неба, и мы поняли, что это вечернее небо.
«Скорее!.. Что же теперь делать?!» Мы в растерянности посмотрели на Михаила, который продолжал работать у края карниза.
«Может, он и не подозревает, что вечереет?» — думали мы.
— Эге-ге-гей, вечереет уже, смеркается! — крикнули ему хором я и Гиви.
— Повернуть назад? — вопросом ответил он.
— Назад? — Мы опешили. Как можно было возвращаться назад! Мы все равно не успели бы спуститься на ту полку и натянуть гамаки, застряли бы на полдороге.
— А если здесь где-нибудь устроиться? — продолжал Михаил, не отрываясь от работы.
— Здесь?..— Мы огляделись вокруг, но ничего похожего на подходящее для ночлега места здесь не было.
— Тут и вправду можно удобно расположиться, только сперва надо как-нибудь своротить Ушбу...— пошутил Михо.
Старший тем временем разулся, спустил веревку и крикнул нам: — Пришлите английские кеды.
— Кеды? — переспросил Джокиа в нерешительности и посмотрел на нас.
— Да, кеды, английские кеды.
— Послать? А вдруг...— обратился к нам Джокиа.
— Кеды?..— призадумались мы.
Охота шутить пропала. Мы поняли, зачем ему кеды.
— Ну, чего вы там, живее, у меня уж ноги застыли!
— Послать? — снова обернулся к нам Джокиа, потом посмотрел вверх, на Михаила.
Нам видны были только его ноги в серых шерстяных носках.
МИХАИЛ-СТАРШИЙ:
Другого выхода и вправду не было.
Возвращение привело бы лишь к потере времени, потере освоенной высоты, да и настроение бы упало. Отступление сейчас, хотя бы с тем непременным условием, что назавтра мы снова продолжим штурм, было бы почти поражением.
«Нет! Нет! Нет!» — слышалось мне в стуке молотка. И это «нет» означало, что отступления не будет, что мы продолжим штурм, продолжим и победим. Если нет, то что ж... Но назад не повернем, не повернем ни за что! В этих размышлениях я зашнуровал кеды. Они придали ощущение некоей легкости и силы. Сперва продвигался вперед по веревочным лестницам, которые мы с Джумбером успели закрепить до непосредственных подступов к карнизу. Потом начинался самый трудный отрезок этого участка. Так как на отрицательной стене нам пришлось очень тяжко со шлямбурами, подъем надо одолеть ползком. Чтобы продвигаться вперед с помощью крючьев, необходимо перенести лестницу с предыдущего крюка на следующий, но сперва его надо вбить, этот следующий крюк, потом закрепить лестницу и подняться на две-три ступеньки выше, потом снова пробурить отверстие, укрепить следующий крюк и снова перенести лестницу... На карнизе, потолок которого образует прямой угол с вертикалью нашего отрезка, переносить лестницу, вбивать крюк и продвигаться вперед можно было лишь в горизонтальном направлении, что требовало особого напряжения, особой осторожности. Потому мы и выделили человека, который должен был наблюдать за нашими действиями, контролировать вспомогательные веревки и крючья. Это был Джокиа Гугава, самый старший в нашей группе, самый основательный и степенный.
Беспощадная борьба за покорение потолка карниза завершилась. С максимальной осторожностью мы прошли его. С огромнейшим трудом я пробурил скважину и подвесил лестницу. Теперь предстояло пере лезть с потолка на крышу. Именно она нагнала на всех нас страху. Но и выполнение этой сложнейшей задачи еще не означало победы, потому что никто не знал, что таится за карнизом — подобные же карнизы или легко преодолимый скальный участок. Кто мог угадать, какие сюрпризы готовит нам Ушба?
Пока я возился с лестницами, ребята вбили еще по одному добавочному крюку и приблизились ко мне на несколько метров, чтобы в случае, если я сорвусь, страховка была более эффективной. Четыре человека стояли на страховке.
И вот он наконец, край карниза! А что за ним? Я встал на лестницу, выпрямился и провел рукой по поверхности. Она была мокрая, и я почувствовал, как влага затекла мне в рукав. Холод пробрал до пят.
Я снова пошарил рукой — поверхность была гладкая, без малейшей неровности. Какое-то время я в оцепенении стоял и раздумывал, как быть. Найти подступ с другой стороны невозможно, а возвращаться назад немыслимо. Нет, тут не о чем думать. Выход один: каким-либо образом забраться на крышу.
Я висел над бездной. Товарищи? Они ждали меня внизу, с замирающим сердцем ждали, чем же кончится этот необычайный цирковой аттракцион.
Я еще больше согнулся, поднялся ступенькой выше. Тщательно, бережно, словно гончар, ощупывал невидимую мне поверхность. Отчаявшись, я уже решил было прекратить поиски, и вдруг пальцы задели за граненый выступ! Он был словно маленькая ступенечка, которую кто-то вырубил там. Эта неожиданная чудесная находка лишила меня возможности рассуждать. Некоторое время я от радости только хлопал глазами. Кажется, даже смеялся как сумасшедший. Наконец я пришел в себя. Быстро проверил надежность выступа и, вцепившись в него обеими руками, втащил свое тело наверх.
Это были, вероятно, самые драматические минуты в моей жизни. Я оттолкнул от себя лестницу и веревки, я отверг страховку, как Геракл отверг бессмертие. Отныне я сам был хозяином своей судьбы. Единственной нитью жизни, которая соединяла мое повисшее над бездной тело с товарищами внизу, была основная веревка.
Отныне руки мои, глаза, моя ловкость, сила и разум были моей опорой, лишь от них зависела моя
