Дорога давалась Конраду тяжело. В седле он держался сносно, но хорошим наездником не был никогда, а годы покоя и отсутствия практики лишь усугубили этот изъян. Поначалу он просил Себастьяна делать остановки через каждые пару часов, потом перестал, понимая, что если сойдет с коня сейчас, то больше в этот день в седло не сядет. К счастью, имеющееся в запасе время позволило им остановиться на ночь в одной из придорожных гостиниц.

После не слишком обильного ужина вконец обессилевший Бреннер отправился в свою комнату, но отдохнуть ему не дали. У порога ожидаемо торчал настырный Себастьян. Казалось, многочасовая дорога ничуть не утомила юношу.

– Мастер Конрад, я должен рассказать вам…

Усталость мешала даже раскрыть рот, поэтому он неопределенно мотнул головой, давая понять, что мало склонен выслушивать Себастьяна. К несчастью, тот воспринял это как согласие.

– Я хотел бы обсудить формулу и процесс изготовления препарата.

– Зачем?

– Мне кажется, я знаю, из-за чего все пошло не так.

Ключ тихо щелкнул в замке, и в лицо Конраду пахнуло лавандой и еще какими-то травами. Он нарочито неторопливо осмотрел комнату, потом одну за другой зажег стоящие на прикроватной тумбочке свечи и все так же не спеша принялся распаковывать свои небогатые пожитки. Старческие кости умоляли о снисхождении, и Конрад возблагодарил свою предусмотрительность, заставившую его взять в путешествие хотя бы часть лекарств и мазей.

– Вы понимаете?

Себастьян все так же суетливо переступал с ноги на ногу, пытаясь поймать его взгляд. Конрад только сейчас заметил в его руках продолговатый футляр для бумаг.

– Я не глухой. Что там у тебя?

– Ваши записи… И кое-какие мои дополнения. – Не устояв на месте, он принялся мерить комнату шагами.

– Перестань мельтешить. Садись вот сюда, доставай свои бумажки.

– Я не уверен, что смогу объяснить все четко…

– А придется. Но сначала смешай-ка вот это с вот тем… Если, конечно, не хочешь завтра с утра искать для меня экипаж.

Себастьян не захотел. Напротив, он так рьяно взялся за протянутые ступку и пестик, что Конрад испугался за их целостность. К счастью, все обошлось: похоже, юноша и впрямь имел некоторый опыт в фармацевтическом деле. Уже через полчаса Конрад смог блаженно откинуться на спинку кресла, чувствуя приятное жжение в спине и коленях.

– Вот теперь можешь начинать, – великодушно разрешил он, глядя, как Себастьян возится со своими бумажками. За неимением стола парнишка раскладывал их на крышке массивного сундука, в котором он сам при желании мог бы поместиться целиком. Слегка сощурив глаза, Конрад с удивлением отметил, что выцветшие, желтоватые листы действительно исписаны его почерком. Значит, сгорело не все…

Закончив подготовку, Себастьян вытянулся перед ним в струнку и отбросил со лба непослушную каштановую челку. Несколько секунд он молчал, собираясь с мыслями, а потом, словно в омут, бросился в мутную пучину большой науки:

– Смотрите, мэтр, вот в этом месте вы обуславливаете действие препарата сочетанием таких компонентов, как экстракт алионии и пятипроцентный раствор керрадия. Сами по себе они смертельно опасны, но в правильной консистенции нейтрализуют друг друга, создавая новый эффект. Но они могут вступать в связи и с другими компонентами, и тогда…

Они проспорили почти до рассвета. Ругались, орали друг на друга, тыкая испачканными чернилами пальцами в устрашающее нагромождение цифр и формул, которое ближе к концу беседы стало занимать четыре листа. Иногда успокаивались и начинали заново, обосновывая необходимость и правомерность каждой закорючки, каждого почти незаметного штриха, хоть немного меняющего смысл написанного. Временами заходили в тупик и искали выход: уже молча, без лишних слов, каждый сам для себя, чтобы потом вместе выбрать единственно верный ответ. Это могло продолжаться бесконечно, но посветлевший квадрат окна напомнил о том, что им следует беречь силы, а для этого нужно хоть немного поспать.

– Ты молодец. Ума не приложу, как ты смог что-то понять по этим записям, ведь это всего лишь черновики, в них даже конечной формулы нет…

Себастьян вскинул на него сияющий взгляд. Сейчас он ничем не напоминал того сдержанного и чересчур серьезного паренька, который постучался к Конраду позавчера. Взъерошенные лохмы торчали в разные стороны, как у набегавшегося по лугу щенка, для еще большего сходства не хватало только высунутого языка.

– Правда? Значит, шанс есть?!

Конраду вдруг стало смешно. До слез. В этом вопросе прозвучало столько надежды, столько пережитого страха, что тщательно скрываемая Себастьяном правда стала очевидна. Он блефовал. Отчаянно, вдохновенно и оттого безупречно. Он обманул отца, обманул и самого Конрада, накормив их басней о якобы найденной разгадке трагедии лишь затем, чтобы его сестра, которую все считали обреченной, получила шанс. И теперь не может поверить в то, что этот шанс действительно есть.

– Ты ведь сочинил все это наугад, – со смесью изумления и восхищения произнес Конрад. – Ты не знал, где на самом деле зацепка, но ты заставил меня размышлять об этом… И спорил лишь для того, чтобы я нашел правильный ответ…

– Но… вы же не передумаете? Простите, но у меня не было выхода… Один мой друг, Густав, он учится со мной… Плохо учится, на тройки, но это он мне посоветовал. Сказал, что дуракам везет. Когда он сдает экзамены, то специально говорит какую-нибудь глупость наугад, а преподаватели от возмущения перебивают его и сами все рассказывают. Я действительно изучал ваши записи, много раз их перечитывал… И, честно говоря, почти ничего не понял. Но я решил, что, если выскажу какое-то предположение, пусть даже неправильное, вы постараетесь объяснить мне…

Что ж, иногда друзья-троечники оказываются чрезвычайно полезны… Конрад представил, как юные обалдуи изобретают хитроумный план, призванный заманить в их сети матерого профессора, и не смог сдержать смеха. Все его затворничество, долгие годы одиночества, убежденность в том, что он совершил страшную ошибку, и намерение никогда не возвращаться к прошлому пошли коту под хвост из-за двух