– Что-то не так?
– Это не ответ.
– Да. Уволился Кернёв Андрей Павлович.
– Он ведь работал у нас больше пяти лет.
– Если быть точным, шесть с половиной. Но аналитические записки для вас он действительно писал около пяти лет.
– Я был ими вполне доволен. Почему он ушёл?
Директор развёл руками:
– По собственному желанию.
– И снова это не ответ. По собственному желанию он мог завести ребёнка или поменять машину. Я хочу знать объективные причины.
– Мы пытались его удержать! – сжимаясь под пристальным взглядом Большого Босса, начал оправдываться директор. – Предлагали зарплату повысить! Ну, там, и другие бонусы… И ведь что странно: сам вызвался работать в праздники, а потом вдруг раз – и заявление на стол.
– Вы полагаете, это странно? – Голос Большого Босса был лишён всяческих эмоций, но его тяжёлым взглядом можно было вдавить гвоздь в бетонную стену. – Вы пытались выяснить, отчего вдруг такая спешка?
– Пытались. Он сказал, у него есть важные дела.
– Какие могут быть важные дела, ради которых хороший специалист бросил бы неплохо оплачиваемое место работы без всяких на то оснований? Может быть, он переутомился?
– Мы предлагали две недели отпуска и путёвку.
– Отказался?
– Так точно.
– Начальника службы безопасности ко мне.
Вызванный сотрудник материализовался в кабинете мгновенно, будто всё время прятался под столом в приёмной.
– Скажите, дорогой друг, что вам напоминает ситуация: финансовый аналитик, имеющий доступ к специфической информации о перемещении активов нашего концерна, вызывается работать в праздничные дни, прошу обратить внимание – практически бесконтрольно, а затем вдруг, ни с того ни с сего, увольняется? Кстати, – он вновь глянул на директора по управлению персоналом, – ему что же, не сообщили, что после подачи заявления необходимо отработать две недели?
– Конечно, сообщили! Но… он заявил, что ему некогда.
– Экономический шпионаж! – рявкнул начальник службы безопасности.
– Похвальная догадливость. А потому, друг мой, – он понизил голос почти до змеиного шипения, – мне срочнейшим образом необходимо знать всё об Андрее Павловиче Кернёве.
– Его отец – бывший полковник ФСБ.
– Тем более! Повторяю – всё. Где учился, с кем встречался. Друзья, знакомые, жёны, любовницы, любовники, если есть. Поставить на прослушку телефонные переговоры. Проверьте, появляется ли он в социальных сетях. Если да – взломайте страницы, проверьте всю переписку. Думаю, не стоит вам напоминать, что порою самые невинные фразы могут иметь второе значение. Особо же, друг мой, обратите внимание на последние две-три недели. Не произошло ли за это время чего-либо из ряда вон выходящего. Вечером жду первого доклада. – Большой Босс улыбнулся, и плавающий в огромном, в полстены, аквариуме черноморский катран резво отпрянул от стекла, резонно сочтя за благо исчезнуть из поля зрения хозяина.
– Свободны!
Хозяин вернулся к изучению бумаг. Если бы в этот момент он посмотрел на обитателя подводного мира, то увидел бы, как блеснули адским пламенем глаза хищника, а зубастая пасть странным образом сложилась в ухмылку. Но Большого Босса не волновали эмоции какой-то там рыбы.
Церковь Святого Великомученика и Победоносца Георгия в Сыромятническом переулке считалась чем-то вроде полкового храма у всех реконструкторов наполеоники, суворовских походов и славянских войн. Дело не столько в небесном покровителе русского воинства, в честь которого была освящена церковь, сколько в том, что именно здесь служил некогда отчаянный реконструктор – поручик фанагорийских гренадеров, а теперь православный батюшка отец Константин. Знавшие его ещё безбородым по сей день не могли свыкнуться с тем, что этот верзила, лихо водивший в штыковую свой взвод, любивший позвенеть клинками на бивуаке и не пропускавший ни одной хорошенькой девушки, – и вдруг святой отец. Впрямь, точно подменили человека.
Впрочем, он ещё продолжал ездить на суворовские и наполеоновские фестивали полковым батюшкой, а на Куликовское поле так и вовсе прибыл иноком Ослябей, благо рост и телосложение позволяли. Кернёв знал отца Константина не так давно и потому, в отличие от многих, относился к нему с должным пиететом и не предлагал навернуть по пивасику за встречу. Должно быть, пастырь божий ему за это был чрезвычайно благодарен. Во всяком случае, встречал он Андрея с неизменным радушием.
– Мир тебе, сын мой, – величественным басом произнёс он, выходя навстречу Андрею. Голос у священника был сильный, таким в самый раз отдавать приказы, перекрикивая артиллерийскую канонаду. – На сердце что, или просто мимо шёл?
– И так, и так, – слукавил Кернёв. – Вот, задумался вдруг насчёт клонирования. К примеру, не хватает у нас в стране толковых политиков. А что, если взять да и клонировать, ну, допустим, того же Столыпина или Суворова.
Кернёв знал, что обычно имя великого генералиссимуса оказывает на собеседника магическое действие. Именем этим можно было разбудить батюшку посреди ночи, не опасаясь угодить под мощную карающую длань. Но сейчас чуда не произошло.
– Мудрость Всевышнего безмерна. И всякого смертного он не только его веком наделяет, но и выпускает в свой черёд. Лишь одному ему решать, кому и когда жить. Нам же следует уповать на милость Божью, ибо не знаем мы всего, и не нам решать, чему следует быть, а чему нет. И если у тебя трудности, не говори Отцу небесному: у меня есть проблемы, но скажи проблемам: у меня есть бог!
– Ну, это где-то как-то понятно, кто ж спорит. С другой стороны, если всё в руке Господней, то, стало быть, и клонирование дано им человечеству как возможный путь для решения проблем. Можно, конечно, молиться, глядя на стакан с водой, чтобы он чудесным образом опрокинулся прямо в рот, но если Бог приделал человеку руки, то проще с благодарностью воспользоваться ими для того, чтобы взять стакан и напиться.
– И то верно, сын мой. Однако не стоит забывать об искусе! Величайший дар божий возлюбленным чадам его – свобода воли. И если вдруг забываешь ты, что никто, как Бог, и мнишь себя равным Ему, если желаешь сам решать, кому жить и кому умереть, – это великий грех. А воскрешение мёртвых есть чудо Господне. Стремиться к нему – безмерная гордыня, ибо лишь упование на Господа и алкание жизни вечной есть путь спасения. Все же прочие ведут в адскую бездну, – отец Константин закончил увещевательную тираду и сказал со вздохом: – Хотя это было бы чрезвычайно интересно, помилуй меня, Господи.
Наполеон никогда не был любимцем женщин. Они восхищались им, покорялись, смотрели как на экзотическое существо, то ли мессию, то ли предтечу антихриста, но не влюблялись с первого взгляда. И лишь одна не чаяла в нём души, и, надо отдать должное, он всегда оставался её верным паладином. Эту девицу, взбалмошную и капризную, именовали Фортуной. Всегда, в любом своём начинании Бонапарт рассчитывал на неё не менее чем на свой холодный и быстрый ум. И она непременно оказывала милость своему рыцарю. Не счесть, сколько раз. Когда он провёл армию в Италию под носом у англичан, когда со знаменем в руках бросился впереди своих храбрецов под градом пуль на Аркольском мосту, когда уберегла от казаков посреди российского бездорожья, и даже в час отчаянья, когда он после отречения принял яд. Конечно, что греха таить, порою она подло изменяла, но женщина есть женщина. Наполеону не впервой было прощать измены, главное – она всегда возвращалась к своему любимцу.
Одной из самых больших удач своего правления Бонапарт числил необычайное везенье на соратников. Здесь были и гениальный штабист Бертье, о котором твердили, что он не спит вовсе и в любую минуту может с точностью до взвода рассказать, где находится какая часть какого подразделения и что она там намерена делать. Бертье – скромный и незаметный труженик, без которого воплощение в жизнь
