«А вдруг он и правда ждет моих слов? – мелькнула мысль. – Может, рассказать ему, куда я уезжаю и зачем?»

«Чушь! – тут же ответил сам себе Стас. – Если так пойдет и дальше, палата в психушке будет обеспечена…»

Он залпом допил ставшее теплым и оттого неприятно-маслянистым на вкус пиво, сунул бутылку в урну и выключил «Ангел». Хватит. Завтра он уедет, а к осени кластер починят.

«Ангел» проводил его мерцанием экрана и погас.

Карл Иванович сидел за столом, подперев кулаком подбородок, и пытался вникнуть в смысл письма. То ли зрение от постоянной работы за компьютером сдало так сильно, то ли шрифт отправитель выставил странный, но строчки были размыты, будто пятна грязи по ветровому стеклу. Карл Иванович протер очки, подув на них, смахнул непонятно откуда взявшуюся влагу с ресниц и снова вгляделся в экран. Строчки дрогнули последний раз, буквы неохотно выстроились ровными рядами.

«Отец, я все понимаю. Ты работаешь. Ты увлечен. Ты молод душой – это прекрасно! Но всему есть предел. В том числе и нашему терпению.

Сколько ты обещал маме взять отпуск и свозить ее к морю? Да ладно, к морю, хотя бы день дома побыть! Погулять просто по парку – сейчас вон соловьи вовсю поют! На следующей неделе мы идем в театр – тебя я не приглашаю, заранее знаю ответ.

Я не стану припоминать тебе свое детство, когда я не спал до полуночи, только чтобы увидеть, как папка возвращается с работы и тут же ложится спать, а с утра уходит еще до того, как я встану… Я вырос, пусть и почти без отца.

Но теперь я сам – отец! Ты знаешь (напоминаю, вдруг забыл?), твоей внучке вчера исполнилось шесть. И она ждала дедушку на свой день рождения. Да-да, как я ждал когда-то. И она, как я в детстве, плакала вечером, потому что ты даже не позвонил, чтобы ее поздравить. Неужели это так трудно – позвонить и порадовать ребенка?

Ты испортил маме жизнь, а мне – детство. Теперь принялся за мою дочь.

Я бы плюнул тебе в лицо, если бы увидел тебя лично, но, по счастью, не имею ни малейшего желания встречаться.

ПС. А маму к морю свожу сам. Даже невзирая на ее крики, что без тебя она не поедет».

Ребенку в конце концов надоедает играть в манеже, и он хочет вырваться на свободу, чтобы исследовать комнату. Потом квартиру. Улицу. Мир. Постепенно ласковое море стало казаться Кракену мелким, предсказуемым, скучным. Он знал в нем каждую ракушку, каждую рыбку и каждую водоросль. Каждый закоулок своей незатейливой, безопасной вселенной. Пытался изучать трубы, которые служили ему убежищем, все дальше протискиваясь внутрь и осторожно скользя мягкими щупальцами по грубому металлу. Трубы были узкими, темными, наполненными застоявшейся водой, и чем глубже Кракен погружался в них, тем сильнее страдал от удушья и клаустрофобии. Но все равно нырял и нырял, снедаемый ненасытным любопытством, словно надеялся найти там новую игрушку.

Он все чаще плавал вдоль дамбы. Вслушивался в тихое журчание воды и ловил ртом редкие пузырьки воздуха, выбивавшиеся из щелей. Хоть бы одним глазком посмотреть, как там, что там…

Расспросить бы хозяев. Но Кракен все никак не мог сформулировать вопрос, ему казалось, что с человеком нельзя разговаривать обычно, запросто. Люди совсем другие и общаются по-другому, не так, как глупые рыбки или разноцветные моллюски, ползающие по дну.

Главного хозяина звали Stas. Он чаще всего приносил Кракену пищу и даже играл с ним, бросая в бирюзовые волны залива яркий мячик. «1 2 3»… Сверкающий на солнце шар на глазах увеличивался, распухал, наливался теплым золотым свечением. «4». Поймал. Кракен с силой тыкал в мячик блестящим носом, и тот, подпрыгнув, летел через дамбу.

С каждым днем игра становилась сложнее. Кракен учился жонглировать двумя, потом тремя мячиками, отправлять их назад по сложной траектории или – что было уже высшим пилотажем – мягко толкать прямо в руки хозяина. Он видел, как радуется Stas его успехам, и радовался вместе с ним, выпрыгивал из воды и делал стойку на хвосте.

А потом Stas пропал. Вместо него приходили другие люди, равнодушно постояв на дамбе, кидали Кракену пищу и снова исчезали в никуда. Кракен даже не представлял себе, что может так скучать… оказалось, что может. Он почти ничего не ел, поник и осунулся от тоски. Завял, словно цветок в засуху. Кракен все отчетливее понимал, что настало время уйти, отправиться туда, куда манила его глубокая вода, на поиски Stasa, или другого моря, или самого себя.

Однажды он, как обычно, забрался в свое убежище, свернулся в клубок и приготовился спать… но вдруг напрягся, задержал дыхание и силой протолкнул тело в трубу. Потом еще и еще, так глубоко, как никогда раньше. Это было похоже на рождение, так же больно и страшно. Он продолжал двигаться по трубе, дальше и дальше, в неизвестность и темноту, зная, что пути назад нет… и делал это до тех пор, пока впереди не забрезжил слабый зеленый свет. Из маленького уютного мирка Кракен рождался в огромный мир океана.

Лето выдалось трудным. Отец сильно болел, мать выбивалась из сил, ежедневно мотаясь между домом и больницей. На долю Стаса тоже досталось. Он ходил в магазин, помогал по хозяйству, утешал мать вечерами. Устроился сисадмином в местный клуб, работал по ночам и отдавал родителям все, что зарабатывал. Он даже был готов взять академический отпуск, но мать отговорила.

Вернуться с каникул вовремя не получилось, на занятиях Стас появился только в октябре, хмурый, осунувшийся, злой. За все лето он и не вспоминал ни про лабораторию, ни про друзей. Ни про Кракена.

В лаборатории все было как прежде. Васек и Олег сидели за компьютерами и, как всегда в начале семестра, занимались ерундой, девчонки в углу сдавленно хихикали, обсуждая что-то, интересное только им. Новенький паренек с большими круглыми глазами за толстыми стеклами очков с усердием стучал по клавишам «Ангела». Третьекурсник, похоже, распределился на кафедру только в этом году. Он единственный из всей компании был занят делом. Впрочем, так и надо – третьекурсникам валять дурака по статусу не положено. Вот только жаль, «Ангел» занял – за другой машиной Стас чувствовал себя не в своей тарелке. В гостях, а не дома.

С минуту Стас стоял на пороге, чувствуя себя странно чужим. Однако вскоре это прошло – подействовала привычная, домашняя атмосфера. Друзья, машины, клацание по клавиатуре… Приятно было вернуться.

Стас пожал пятерни парням, кивнул девчонкам и подошел к новенькому – знакомиться.

– Стас, – он протянул ладонь, чувствуя едва ли не ревность – привык считать «Ангела» своим.

– Петр, – паренек с явным сожалением оторвался от монитора, посмотрел на Стаса, привстал, чтобы пожать ему руку, тут же плюхнулся обратно и ушел с головой в код.

– Чем заниматься будешь? – спросил Стас.

Петр с досадой убедился, что помеха никуда не делась и продолжает маячить в поле зрения. На лице парня ясно, как цифры на мониторе, отобразился сложный выбор – послать зануду куда подальше или все- таки не портить отношений и ответить на его вопросы.

– Нейросетями и параллельными вычислениями. Как все, – наконец ответил он.

– Ясно, – Стас замолчал, но не ушел. Петр вернулся к своей работе, и только тут Стас увидел, чем он занят. Мячик! Он пишет ту же программу, что и Ленка год назад. Самое первое задание… С замиранием сердца Стас глядел, как парень отлаживает, компилирует и запускает простенькую программу. С удивлением заметил, что этому несуразному мальчишке потребовалось на отладку гораздо меньше времени, чем в свое время затратил он сам.

Числа побежали по экрану. Шестнадцать строчек. Успешное выполнение. Строка ввода.

– Йес! – воскликнул Петр.

– Повтори! – тихо сказал Стас.

– Да чего повторять-то! Простейшая программа!

– И все-таки… Дай, я сам.

То же самое.

– Не парься, Стасик! – сказал Васек, не отрываясь от монитора. – Починили все.

– Забудь про свою каракатицу! – поддержал его Олег.