маленькие кружочки у нее по всей спине большим пальцем. Я ласкал ее кожу, чувствуя, как учащается дыхание Бетси. Мое сердце взволнованно заколотилось.

— Бетси, — зашептал я. — Я не могу ничего с собой поделать. Пока что не могу.

— Я понимаю, — так же тихо ответила она. — Просто держи меня в своих объятиях и не отпускай. Мне так приятно чувствовать, что ты рядом. Расскажи мне о ней, Алекс. Ты можешь говорить все.

Я подумал, что сейчас она была абсолютно права. Я мог спокойно и честно поговорить с ней. Да мне и самому хотелось того же.

— Я, наверное, уже когда-то говорил тебе, что сильно привязываюсь к людям, — начал я. — Я высоко ценю интимность, но считаю, что ее надо заслужить. Я очень сильно любил одну женщину по имени Кристина Джонсон. Казалось, ничто в этом мире не может помешать нам стать счастливыми вдвоем. Не было такой секунды, чтобы мне не хотелось находиться рядом с ней.

И в этот момент я сломался. Я ничего не мог поделать с собой. Все произошло как-то непроизвольно. Внезапно я начал всхлипывать, а потом разревелся, не в силах остановиться. Мое тело содрогалось, но я чувствовал, что Бетси продолжает удерживать меня, не отпускает, словно пытаясь хоть немного успокоить.

— Прости меня, — с трудом выдавил я.

— Не надо извиняться, — покачала головой Бетси. — Ты не сделал ничего предосудительного. Как раз наоборот. Ты поступил так, как и следовало.

Наконец я немного отстранился от нее и посмотрел ей в лицо. Красивые карие глаза Бетси тоже были полны слез.

— Давай еще просто так обнимемся, — предложила она. — По-моему, нам обоим это необходимо. Ведь это так здорово — обниматься.

Мы еще долго прижимались с Бетси друг к другу, а потом я отправился в свой номер.

Дирижер чувствовал себя настолько уверенно и возбужденно, что едва сдерживался. В тот вечер он находился там же, в Хартфорде. Он больше никого не боялся. Никто не смог бы испугать его. Во всяком случае, никак не ФБР. Никто из тех, кто сейчас занимался расследованием.

Каким образом ему следует действовать, чтобы вновь оказаться на вершине? Как изобрести себя заново? Вот какие вопросы занимали его сейчас. Как сделать так, чтобы постоянно совершенствоваться и становиться все лучше и лучше.

На сегодняшний вечер у него имелся план, весьма отличавшийся от всех предыдущих. Он долго продумывал его, и теперь каждая деталь, каждая мелочь казалась ему и умной, и извращенной одновременно. Он еще не слышал о чем-либо подобном. Это было его личное изобретение, такое милое и оригинальное «создание».

Самой простой и нетрудоемкой частью плана было попасть в небольшой домик в пригороде Хартфорда. «Дирижер» осторожно вырезал кусок стекла в двери лоджии, протянул руку, повернул ручку и — вуаля! — вот он уже внутри квартиры. Несколько драгоценных секунд он молча стоял, прислушиваясь к дыханию дома. Но единственным звуком здесь был свист ветра, прогуливающегося в ветвях деревьев, группой стоящих у тихого черного деревенского пруда.

Ему было немного страшновато очутиться внутри дома, но этот страх был естественным и даже завораживающим. Именно из-за него момент казался еще более величественным, грандиозным. Он быстро надел на лицо резиновую маску с лицом президента Клинтона — точно такую же, которую он использовал каждый раз при ограблении банка.

Затем Дирижер не торопясь зашагал в дальний конец дома, туда, где располагалась спальня. Ему становилось все лучше. Он почти что ощущал себя здесь хозяином. Обладание, по закону, считалось девятью десятым от целого. Так, кажется?

Внимание: момент истины!

Он осторожно, исключительно осторожно приоткрыл дверь спальни. В комнате пахло сандаловым деревом и жасмином. Дирижер замер в дверях и подождал, пока его глаза свыкнутся с темнотой. Он прищурился и принялся изучать обстановку комнаты. И вот, наконец, он заметил ее!

Иди! Сделай это! Нельзя терять ни секунды!

Теперь он двигался быстро и ловко. Дирижер словно перелетел через всю комнату и очутился на огромной кровати, накрыв своим телом спящую фигуру.

Сначала раздался приглушенный вскрик, затем испуганный вопль. Однако он сноровисто закрыл ей рот при помощи липкой ленты и приковал изящные запястья к кровати.

Щелк! Щелк! Вот так. Быстро и действенно.

Его заложница попыталась закричать, вывернуться и освободиться, но тщетно. На ней была надета лишь шелковая ночная рубашка. Ему нравилось прикосновение шелка к коже, и он почти сразу же освободил ее от этой весьма условной одежды. Он немного поиграл с шелком, ощущая его скользкую поверхность кожей лица, потом взял ткань в рот и протащил уголок сквозь зубы.

— Ничего у тебя не получится. Тебе не удастся сбежать от меня. Поэтому перестань суетиться! Меня это начинает раздражать. Пожалуйста, постарайся расслабиться. Я не собираюсь делать тебе больно, — продолжал он. — Для меня очень важно, чтобы ты оставалась целой и невредимой.

Он замолчал, давая ей время на осмысление только что услышанного. Она должна была, наконец, понять, что от нее требуется.

Затем он склонился над ней, так, что между их лицами оставалось расстояние лишь в несколько дюймов.

— Теперь я должен, наверное, подробно объяснить свое появление и дальнейшие планы. Что ж, я постараюсь быть кратким и говорить доходчиво. Я верю в то, что ты никому и никогда не расскажешь о том, что произошло. Но все-таки, если это случится, ты же понимаешь, что я могу так же легко еще раз проникнуть сюда, как сделал это сегодня. Никакая сигнальная система не станет мне преградой, но тогда я буду серьезно мучить и пытать тебя. Я обязательно убью тебя, но перед этим поиздеваюсь, насколько хватит моей фантазии.

Жертва кивнула. Ну, вот, наконец-то, кажется, наступил момент понимания. «Пытка и боль» — это достаточно сильнодействующие и почти волшебные слова. Наверное, их надо гораздо чаще использовать еще в школе.

— Я некоторое время изучал тебя и наблюдал за тобой. По-моему, для меня ты просто идеальна. Да, я в этом уверен, а я практически никогда не ошибаюсь. Я оказываюсь прав в девяноста девяти случаях из ста.

Заложница снова перестала понимать, что происходит в ее спальне. Он видел это по ее беспомощному взгляду. Глаза раскрыты, но она ничего не соображает. Как говорится, «никого нет дома».

— А вот и причина, по которой я пришел сегодня к тебе. Я собираюсь хорошенько постараться, чтобы сделать тебе ребенка. Да-да, ты не ослышалась. Я хочу, чтобы ты родила моего ребенка, — смилостивился наконец Дирижер, объяснив женщине свое появление. — Я тщательно изучил твои месячные циклы и программу предохранения. Даже не спрашивай, как мне это удалось. Доверься мне полностью. Сейчас я имею самые серьезные намерения. Если ты не родишь этого ребенка, я обязательно вернусь за тобой, Джустина. Если ты осмелишься сделать аборт, я буду долго пытать тебя, а потом убью. Но ты не волнуйся, это должен быть превосходный, замечательный ребенок. Он будет особенный, не похожий на остальных, — продолжал Дирижер. А теперь займись со мной любовью, Джустина.