Молот, весло и ручная пила подтверждают мои слова.Никакая комната с закрытыми ставнями, никакая школа не может общаться со мной,Бродяги и малые дети лучше уразумеют меня.Мальчишка-мастеровой всего ближе ко мне, он знает меня хорошо,Лесоруб, который берет на работу топор и кувшин, возьмет и меня на весь день,Фермеру-подростку, что пашет в полях, приятно услышать мой голос,На судах, которые мчатся под парусом, мчатся мои слова, я иду с матросами и рыбаками и крепко люблю их.Солдат в походе или в лагере — мой,Многие ищут меня в ночь перед боем, и я не обману их надежды,В эту торжественную ночь (быть может, их последнюю ночь) те, которые знают меня, ищут меня.Мое лицо трется о лицо зверолова, когда он лежит в одеяле,Извозчик, размышляя обо мне, не замечает толчков своей фуры,Молодая мать и старая мать понимают меня,И девушка, и замужняя женщина оставляют на минуту иглу и забывают все на свете, —Все они хотят воплотить то, что я говорил им.48Я сказал, что душа не больше, чем тело,И я сказал, что тело не больше, чем душа,И никто, даже бог, не выше, чем каждый из нас для себя,И тот, кто идет без любви хоть минуту, на похороны свои он идет, завернутый в собственный саван,И я или ты, без полушки в кармане, можем купить все лучшие блага земли,И глазом увидеть стручок гороха — это превосходит всю мудрость веков,И в каждом деле, в каждой работе юноше открыты пути для геройства,И каждая пылинка ничтожная может стать центром вселенной,И мужчине и женщине я говорю: да будет ваша душа безмятежна перед миллионом вселенных.И я говорю всем людям: не пытайте о боге,Даже мне, кому все любопытно, не любопытен бог.(Не сказать никакими словами, как мало тревожит меня мысль о боге и смерти.)В каждой вещи я вижу бога, но совсем не понимаю его,Не могу я также поверить, что есть кто-нибудь чудеснее меня.К чему мне мечтать о том, чтобы увидеть бога яснее, чем этот день?В сутках такого нет часа, в каждом часе такой нет секунды, когда бы не видел я бога,На лицах мужчин и женщин я вижу бога и в зеркале у меня на лице,Я нахожу письма от бога на улице, и в каждом есть его подпись,Но пусть они останутся, где они были, ибо я знаю, что, куда ни пойду,Мне будут доставлять аккуратно такие же во веки веков.49Ты же, о Смерть, и горькие объятия Смерти, напрасно пытаетесь встревожить меня.Без колебаний приступает к своему труду акушер,Я вижу, как его рука нажимает, принимает, поддерживает,Я лежу у самого порога этих изящных и эластичных дверейИ замечаю выход, замечаю прекращение боли.А ты, Труп, я думаю, ты хороший навоз, но это не обижает меня,Я нюхаю белые розы, благоуханные, растущие ввысь,Я добираюсь до лиственных губ и до гладких грудей дынь.А ты, Жизнь, я уверен, ты — остатки многих смертей.(Не сомневаюсь, что прежде я и сам умирал десять тысяч раз.)Я слышу ваш шепот, о звезды небес,О солнца, о травы могил, о вечные изменения и вечные продвижения вперед,Если уж вы молчаливы, что же могу сказать я?О мутной луже в осеннем лесу,О луне, что спускается с круч тихо вздыхающих сумерек,Качайтесь, искры света и мглы, — качайтесь на черных стеблях, гниющих в навозе,Качайтесь, пока так бессмысленно стонут иссохшие сучья.Я возношусь от луны, я возношусь из ночи,Я вижу, что это страшное марево — отражение полдневного солнца,Я поднимаюсь к основному и главному от великого или малого отпрыска.50Есть во мне что-то — не знаю что, но знаю: оно во мне.Тело мое, потное и скрюченное, каким оно становится спокойным тогда,Я сплю — я сплю долго.Я не знаю его — оно безыменное — это слово, еще не сказанное,Его нет ни в одном словаре, это не изречение, не символ.
