«Мы не спускали штандарта, — кричит он спокойно, — мы лишь теперь начинаем сражаться».У нас только три неразбитых орудия.За одним стоит сам капитан и наводит его на грот-мачту врага,Два другие богаты картечью и порохом, и они приводят к молчанию мушкеты врага и подметают его палубы дочиста.Этой маленькой батарее вторят одни только марсы, и больше всего грот-марс,Они геройски держатся до конца всего боя.Нет ни минуты передышки,Течь опережает работу насосов, огонь подбирается к пороховому складу.Один из насосов сбит ядром, и все думают, что мы уже тонем.Невозмутимый стоит маленький капитан,Он не суетится, голос его не становится ни громче, ни тише,Его глаза дают нам больше света, чем фонари у орудий.К двенадцати часам, при сиянии луны, они сдаются нам.36Широко разлеглась молчаливая полночь.Два огромных корпуса недвижны на груди темноты,Наше судно, все продырявленное, тихо погружается в воду, мы готовимся перейти на захваченный нами фрегат.Капитан, стоящий на шканцах, хладнокровно отдает команду, лицо у него бело, как мел,А невдалеке труп ребенка, который был прислужником в каюте,Мертвое лицо старика морехода с длинными седыми волосами и тщательно завитыми баками,Пламя, что, наперекор всем усилиям, по-прежнему пылает внизу и на палубе,Хриплые голоса двух или трех офицеров, еще способных сражаться,Бесформенные груды трупов и отдельные трупы, клочья мяса на мачтах и реях,Обрывки такелажа, повисшие снасти, легкое содрогание от ласки волн,Черные бесстрастные орудия, там и сям пороховые тюки, сильный запах,Редкие крупные звезды вверху, мерцающие молчаливо и скорбно,Легкие дуновения бриза, ароматы осоки и прибрежных полей, поручения, которые дают умирающие тем, кто остаются в живых,Свист ножа в руках хирурга, вгрызающиеся зубья его пилы,Хрип и сопение раненых, клекот хлынувшей крови, дикий короткий визг и длинный, нудный, постепенно смолкающий стон, —С этими так, эти безвозвратно погибли.37Эй, лодыри, там на часах! за оружие!Врываются толпою в побежденную дверь! О, я сошел с ума!Я воплощаю в себе всех страдальцев и всех отверженных,Я вижу себя в тюрьме в облике другого человека,Я чувствую тупую, безысходную боль,Это из-за меня тюремщики вскидывают на плечо карабины и стоят на часах,Это меня по утрам выпускают из камеры, а на ночь сажают за железный засов.К каждому мятежнику, которого гонят в тюрьму в кандалах, я прикован рука к руке и шагаю с ним рядом.(Я самый угрюмый и самый молчаливый из них, у меня пот на искаженных губах).И вместе с каждым воришкой, которого хватают за кражу, хватают и меня, и судят меня вместе с ним, и выносят мне такой же приговор.И с каждым холерным больным, который сейчас умрет, я лежу и умираю заодно,Лицо мое стало серым, как пепел, жилы мои вздулись узлами, люди убегают от меня.Попрошайки в меня воплощаются, я воплощаюсь в них,Я конфузливо протягиваю шляпу, я сижу и прошу подаяния.38Довольно! довольно! довольно!Что-то ошеломило меня. Погодите немного, постойте!Словно меня ударили по голове кулаком.Дайте мне очнуться немного от моего столбняка, от моих снов и дремотных видений,Я вижу, что чуть было не сделал обычной ошибки.Как же мог я забыть про обидчиков и их оскорбления!Как же мог я забыть про вечно бегущие слезы и тяжкие удары дубин!Как же мог я глядеть, словно чужими глазами, как распинают меня на кресте и венчают кровавым венком!Теперь я очнулся,Я заглажу свой промах,В каждой могиле умножается то, что было вверено ей,
