следит за госпиталем Святого Антония, где возле палаты Алекса постоянно дежурят полицейские?

Проходя мимо старинной угольной печи, я заметил, что ее дверца была слегка приоткрыта. Распахнув ее пошире и держа в руке носовой платок, я заглянул внутрь. Поначалу я ничего не смог рассмотреть из-за темноты, и мне пришлось воспользоваться фонариком. В печи находился пепел светло-серого цвета, словно тут недавно был сожжен какой-то предмет, скорее всего бумажный. Это могли быть газеты или, например, журнал.

«Кому понадобилось разводить огонь в середине лета?» – недоумевал я.

На рабочем столе неподалеку я увидел небольшой совок и с его помощью решил проверить содержимое печи.

Я взял его в руку и провел им по колосникам.

Что-то звякнуло. Характерный звук соприкосновения металла с металлом.

Тогда я в набрал совок пепла, захватив вместе с ним какой-то предмет. Находка представляла собой что-то увесистое. Хотя пока я не питал никаких особых надежд. Я просто собирал данные. Сейчас мне пригодилось бы все, что угодно. Даже содержимое старой печи. Высыпав пепел на рабочий стол горкой, я аккуратно принялся исследовать его.

Уже через пару секунд я смотрел на то, обо что звякнул мой совок. «Да! – сказал я тогда самому себе. – Ну, вот, кажется, кое-что есть. Первая улика».

Передо мной лежал полицейский жетон Алекса Кросса, обгоревший и обугленный.

Кому-то было необходимо, чтобы этот жетон нашелся.

«Нападавший затеял с нами игру! – мелькнула в голове мысль. – Игру в кошки-мышки».

Иль-де-Франс

При обычных обстоятельствах доктор Абель Сант был спокойным и собранным человеком. В медицинских кругах его хороню знали, как образованного, весьма эрудированного и на редкость приземленного человека. К тому же он прославился своим обходительным отношением к пациентам и вообще слыл добрым малым.

Сейчас он безуспешно пытался отвлечься и думать о чем-то другом, кроме как о собственном теле и о том, где он находится. Но врач и понятия не имел, куда его поместили, поэтому сейчас сгодилась бы любая формулировка вроде «в одном местечке во Вселенной».

Он уже пробыл здесь несколько часов и успел вспомнить мельчайшие подробности своего приятного, почти идиллического детства в Ренне. Потом промелькнули годы учебы в Сорбонне. Он мысленно поиграл и в гольф, и в теннис, а затем заново пережил свои любовные отношения с Региной Бекер, которые продолжались вот уже семь лет. Милая, родная Регина. Доктору хотелось находиться в любом другом месте, существовать где угодно, но только не здесь. Он согласился бы отправиться в прошлое или даже перенестись в неизвестное будущее, но только не оставаться в настоящем. Ему вспомнился «Английский пациент». Причем сразу и книга, и фильм. Сейчас он был настоящим графом Олмэйзи, не так ли? Только его муки были страшнее и ужаснее обожженной плоти графа. Сант находился в плену у мистера Смита.

Сейчас он постоянно вспоминал Регину. Только в эти минуты он осознал, как сильно любит ее, почти неистово. Какой же он был дурак, что не женился на ней! Это следовало сделать уже давно, несколько лет назад. Каким же он был все это время надменным ублюдком. Настоящим засранцем!

Как сильно хотелось жить именно сейчас! Снова увидеть Регину, быть вместе с ней. Жизнь теперь казалась драгоценнейшим даром, особенно если принимать во внимание те нечеловеческие условия, в которых оказался несчастный Абель.

Нет, такой ход мыслей его совершенно не устраивал. Это расслабляло, и доктор начинал впадать в уныние. Он возвращался к реальности, а этого делать было никак нельзя. Нет! Лучше мысленно путешествовать где-нибудь в другом месте. Только не быть здесь!

Однако раздумья сами по себе вновь привели его в эту крошечную комнатку, микроскопический кубик на планете, где он находится в плену и где его никто и никогда не отыщет. Ни местная полиция, ни Интерпол, ни вся французская армия. И не помогут тут ни англичане, ни американцы, ни израильтяне.

Доктор Сант с легкостью представил себе, какая паника, смешанная с гневом, царят сейчас в Париже, да и по всей стране. «Знаменитый врач и учитель похищен!» Что-нибудь вроде этого наверняка уже появилось на первой полосе «Монд». Или даже так: «НОВЫЙ УЖАС МИСТЕРА СМИТА В ПАРИЖЕ».

И этот ужас происходит здесь, в неизвестном месте. Доктор был уверен, что десятки тысяч полицейских, а также солдаты, уже начали поиски. Разумеется, с каждым часом его шансы на выживание значительно уменьшаются. Это он хорошо знал, поскольку сам неоднократно читал в газетах о подобных похищениях людей мистером Смитом. Он знал, что происходит с его жертвами.

Но почему он выбрал меня? Сант устал от своего мучительного монолога, но зловещие мысли продолжали одолевать его.

Ему становилось невыносимо находиться в этом тесном помещении в немыслимой позе: он почти что висел тут, связанный, вверх ногами. Ни секунды больше!

Это невозможно дольше терпеть!

Ни секунды!

Ни секунды!

Он уже не может свободно дышать!

Он умрет прямо здесь.

Здесь, в этом проклятом кухонном лифте! Втиснутый сюда, между двумя этажами, в Богом забытом доме где-то в дебрях Иль-де-Франс, в предместьях Парижа.

Мистер Смит затолкал его сюда, как мешок с грязным тряпьем, а потом куда-то пропал. И одному Господу известно, когда этот убийца намерен вернуться. Сан-ту казалось, что провыло уже несколько часов. Но теперь он не мог бы поручиться уже ни за что.

Оглушительная боль накатывала волнами, а потом отступала. Болели шея, плечи и грудь. Боль оказалась невероятной. Ее просто невозможно было стерпеть. Ощущение создавалось такое, будто доктору прессами придают кубическую форму. И если он раньше никогда не страдал клаустрофобией, то она развилась в нем сейчас.

Но и это еще было не самое худшее. Нет, совсем не это. Самое ужасное заключалось в том, что доктор знал именно то, о чем хотела бы узнать не только вся Франция, но и целый мир.

Он видел мистера Смита и смог бы теперь узнать его из миллионов людей. Он слышал его голос. Судя по всему, мистер Смит был философом, возможно, профессором или студентом университета.

Правда, Сант видел мистера Смита, когда висел вверх ногами, но, тем не менее, некоторое время ему пришлось разглядывать холодные глаза, нос и губы своего похитителя.

И мистер Смит знал об этом.

Следовательно, у доктора не оставалось ни малейшей надежды на пощаду.

– Будь ты проклят, Смит. Чтоб ты горел в аду! Я знаю все твои грязные тайны. Теперь мне известно все. Ты действительно какой-то ненормальный пришелец! Ты не человек! Ты не можешь быть человеком!

– Неужели ты думаешь, что мы сумеем каким-то образом выйти на эту скотину? Ты считаешь, что он настолько глуп, что все нам расскажет?

Джон Сэмпсон задавал вопросы прямо в лоб, словно бросая мне вызов. Он вырядился во все черное и нацепил солнцезащитные очки, как будто заранее решил носить траур по своему другу. Мы оба направлялись на вертолете ФБР из Вашингтона в Принстон, штат Нью-Джерси. Некоторое время нам предстояло работать вместе.

– Ты полагаешь, что это все-таки сделал Гэри Сонеджи? По-твоему, он новоявленный Гудини, что ли? Неужели ты веришь в то, что он остался жив? – не унимался Сэмпсон. – Что вообще, черт бы тебя подрал, ты задумал?

– Пока сам не знаю, – вздохнул я. – Я просто собираю информацию. Это единственное, что я могу делать. Нет, я вовсе не считаю, что это дело рук Сонеджи. Он всегда работал в одиночку. Всегда.

Я знал, что Гэри родился и вырос в Нью-Джерси и жил там до того, как стал одним из самых жестоких