лишь грустно покачал головой. Инспектор прекрасно понимал, какие картины сможет нарисовать больное воображение обывателей, раздувающих слухи о мистере Смите. Страх перед неизвестным, а особенно ужас перед внезапной насильственной смертью обладал особой притягательной силой для собравшихся здесь. Мистер Смит завоевал всеобщее внимание тем, что его действия отличались абсолютной непредсказуемостью. Он действительно смахивал на «Чужого». Немного людей могли бы приписать сотворенное им человеческому существу.

Инспектор принялся оглядываться с самым равнодушным видом. На углу висело электронное рекламное табло: сегодня оно превозносило услуги «Тур де Франс» и успехи какого-то нового объединения художников. «Просто безумие какое-то», – подумал Рене и цинично улыбнулся.

Он заметил уличного художника, стоящего рядом со своими меловыми асфальтовыми шедеврами. Этому служителю искусства было наплевать на съехавшуюся со всего города полицию. То же самое относилось и к бездомной нищенке, спокойно моющей свою нехитрую посуду в общественном фонтане.

«Мир вам обоим», – подумал инспектор. Эти двое, по его оценке, успешно прошли тест Фолька на полную нормальность, в отличие от других.

Когда он поднялся по серой каменной лестнице к синей крашеной двери, его так и подмывало броситься к толпе зевак на улице Вожирар и заорать на них:

«Шли бы все отсюда! Возвращайтесь к своим мелким делишкам и еще более никчемным обязанностям. Или ступайте в кино. Происходящее здесь не имеет к вам ни малейшего отношения. Смит выбирает лишь интересные и заслуживающие внимания жертвы, так что вам бояться нечего».

Этим утром поступила информация об исчезновении одного из лучших молодых хирургов города. Если к этому причастен мистер Смит, то через пару дней медика обнаружат мертвым и расчлененным. По крайней мере, раньше все жертвы убийцы разделяли именно такую участь. Во всех действиях мистера Смита это был единственный повторяющийся раз за разом элемент: убийство и расчленение тела.

Войдя в роскошную квартиру пропавшего хирурга, Фольк кивнул знакомым полицейским и младшему инспектору. Великолепные комнаты были обставлены антикварной мебелью, по стенам висели дорогие картины, а широкие окна выходили на Сорбонну.

У прилежного ученика получилась плохая перемена. Да, дела у Абеля Санта складывались хуже некуда.

– Есть что-нибудь? Следы борьбы, например? – с надеждой в голосе спросил Рене.

– Никаких признаков. А этот богатенький словно растворился. Смит, видимо, забрал его с собой, – отозвался один из полицейских.

– Наверное, он уволок докторишку в свою летающую тарелку, – съязвил его напарник, рыжий длинноволосый юноша в ультрамодных темных очках.

Инспектор резко обернулся:

– А ну, выметайтесь отсюда! Лучше составьте компанию идиотам, собравшимся на улице. И голубям. Я был бы рад, если бы «Чужой» погрузил в свою тарелку вас обоих. Жаль только, что подобные примитивы его не интересуют.

Высказавшись и выдворив полицейских за дверь, инспектор приступил к осмотру квартиры. Рене необходимо было сосредоточиться, чтобы из всей бестолковщины извлечь хоть одно рациональное зерно. Требовалось к тому же написать раппорт о случившемся. Вся Франция, да и вся Европа с нетерпением ожидали новостей.

Штаб-квартира ФБР в Вашингтоне расположена на Пенсильвания-авеню между 9-й и 10-й улицами. Я проторчал там с четырех до семи часов, принимая участие в бесконечном обсуждении за «круглым столом». Кроме меня и Крейга там собралось с полдюжины агентов. В конференц-зале Центра стратегических операций шла бурная дискуссия о нападении на дом Кросса.

К семи часам выяснилось, что Алекс благополучно перенес первую операцию. Все присутствующие приободрились. Я сказал Кайлу, что хотел бы вернуться в госпиталь Святого Антония.

– Мне надо повидаться с Кроссом, – пояснил я. – Это очень важно. Даже если он не способен разговаривать. Мне вообще наплевать, в каком он состоянии. Просто нужно его видеть.

Через двадцать минут лифт уже поднимал меня на шестой этаж госпиталя. Здесь было гораздо тише, чем во всей остальной части здания. Этот мрачный этаж сейчас казался немного страшноватым. Особенно если учитывать все обстоятельства, которые привели меня сюда.

Почти в самом центре полутемного коридора находилась отдельная послеоперационная палата. Я сразу понял, что опоздал: у Кросса уже находился посетитель.

Детектив Джон Сэмпсон, как часовой, стоял у кровати своего друга. Сэмпсон – настоящий верзила. В нем не меньше шести футов и шести дюймов. Но сейчас он выглядел не лучшим образом. Казалось, еще немного – и стресс в совокупности с измождением дадут о себе знать, и этот великан рухнет, как подкошенный.

Наконец, Джон повернул голову в мою сторону, едва заметно кивнул, и снова обратил все свое внимание на Кросса. В глазах Сэмпсона я заметил смесь грусти и гнева. Я почувствовал, что он знает о цели моего визита и уже представляет себе, чем наша встреча может закончиться.

От тела Алекса отходило такое количество проводов и капельниц, что смотреть становилось далее неприятно. Я знал, что Кроссу лишь немногим больше сорока. Выглядел детектив гораздо моложе своего возраста и, пожалуй, это была единственная приятная новость.

Я изучил графики и заключения врачей, прикрепленные к его кровати. У Алекса была повреждена артерия и, как следствие, он потерял много крови. Кроме того, отчет врачей гласил, что у Кросса наблюдаются также коллапс легкого, многочисленные ушибы, гематомы, разрывы тканей. Повреждение левого запястья.

Заражение крови. Все это вместе взятое автоматически ставило его в разряд, который медики шутливо называют «подготовить к списанию».

Алекс Кросс был в сознании, и я долго смотрел в его выразительные карие глаза. Какие тайны хранят они? Что ему известно? Видел ли он лицо нападавшего, помнит ли его? Кто сделал это с тобой? Конечно же, не Сонеджи. Кто осмелился войти в твою спальню?

Кросс не мог разговаривать, а я ничего не мог прочесть в его глазах. Мне даже показалось, что он не узнал своего друга Сэмпсона, не говоря уже обо мне. Грустно и печально.

В госпитале к доктору Кроссу относились с исключительным вниманием и делали все возможное для его выздоровления. Кисть была надежно «упакована» в эластичный пластический каркас, обмотана и подвешена на трапеции. Детективу выделили лучшую кровать с автоматическим изменением положения тела. Кроме того, он получал кислород через специальную трубку, надетую на штуцер в стене. Монитор постоянно показывал частоту пульса, температуру тела, кровяное давление и данные ЭКГ.

– Почему бы вам не уйти отсюда и не дать ему возможность как следует отдохнуть, – через несколько минут подал голос Сэмпсон. – Оставьте нас обоих в покое. Вы здесь ничем ему не поможете. Пожалуйста, уходите.

Я кивнул, все еще продолжая смотреть Кроссу в глаза. К сожалению, он тоже пока ничем не мог быть мне полезен.

Я повернулся и вышел из палаты, оставив друзей наедине друг с другом. Теперь я размышлял над тем, суждено ли мне будет еще раз встретиться с Кроссом. Я сильно сомневался в этом, поскольку уже давно перестал верить в чудеса.

Ночью я никак не мог выкинуть из головы мистера Смита, к которому я, правда, уже привык. А теперь там еще поселился и Кросс со своим семейством! Мне постоянно мерещились разные эпизоды моих посещений госпиталя. Я без конца вспоминал во всех подробностях и мелочах дом Алекса. Кто же так нагло мог проникнуть туда? Кого взял себе в помощники Гэри Сонеджи? Скорее всего, именно эту теорию и следовало разрабатывать дальше.

Вспышки памяти стали смешиваться в мозгу, и это выводило меня из себя. Мне совсем не понравилось такое состояние, и я стал уже сомневаться, буду ли я способен вести два таких ответственных дела одновременно. Сколько же для этого потребуется сил и энергии! Сейчас я чувствовал себя так, словно нахожусь на грани нервного срыва.