но вдвоем у нас все получалось исключительно. Я плавно передвигался по залу вместе с Кристиной, и ее ладонь, словно притянутая магнитом, не отрывалась от моей. Мы медленно поворачивались, и Кристина послушно следовала нажиму моей руки.

Наши губы снова сблизились. Тепло ее тела ощущалось мною даже через одежду. Мои и ее уста встретились на мгновение, но тут музыка оборвалась, и зазвучала следующая мелодия.

– Вот это оказалось действительно непросто, – призналась Кристина, когда мы неторопливо возвращались к столу. – Я догадывалась, что ты умеешь танцевать, ничуть в этом не сомневалась. Но я не ожидала, что ты действительно умеешь танцевать.

– Можешь считать, что пока ты ничего и не видела, – сказал я, не в силах выпустить ее ладонь. – Вот, подожди – заиграют самбу…

– Ну, думаю, с самбой я уж как-нибудь справлюсь, – заверила она.

Мы много танцевали, постоянно держались за руки, и я даже смутно припоминаю, что мы что-то ели. Мы с Кристиной не могли оторваться друг от друга. За столом лилась бесконечная беседа, но, убей меня Бог, если я смогу припомнить, о чем именно. Наверное, этому способствовала сама обстановка «Радужного зала».

Когда я впервые за весь вечер бросил взгляд на часы, они показывали начало второго ночи. В это трудно было поверить. Такой таинственный провал во времени происходил дважды, и оба раза рядом оказывалась Кристина. Я заплатил по счету, надо сказать, весьма внушительному, и только тут обратил внимание, что «Радужный зал» опустел. Куда же они все подевались?

– Ты умеешь хранить секреты? – шепнула Кристина, пока лифт орехового дерева доставлял нас в вестибюль. В кабине, залитой нежно-желтым светом, мы были одни.

– Я храню очень много всевозможных секретов.

– Тогда слушай, – кабина мягко остановилась, двери бесшумно раскрылись, но Кристина не выпускала меня из объятий. Ей нужно было высказаться до конца.

– Я очень тронута тем, что ты заказал специально для меня номер в «Асторе». Но я не думаю, что он мне не нужен. Как ты на это посмотришь?

Мы снова слились в поцелуе, а лифт, тем временем, подождал, подумал, потом закрыл двери и вновь повлек нас наверх. Мы целовались, пока не приехали на самый последний этаж, и продолжали это занятие до тех пор, пока снова не очутились в вестибюле. Но все равно нам показалось мало того времени, что нам отпустил бездушный подъемный механизм.

– Ты знаешь, что, хотя… – начала Кристина, когда мы вступили на первый этаж Рокфеллер-Центра.

– Что «хотя»?

– Ничего особенного. Видимо, посещение «Радужного зала» способствует такому завершению вечера.

Это было незабываемо. Это было похоже на хитросплетение различных хватающих за душу мелодий .

Мы стояли у двери моего гостиничного номера, но я почти потерял ощущение времени. Для того чтобы отпереть замок, мне пришлось выпустить ладонь Кристины, и я, растерявшись, долго не мог попасть ключом в замочную скважину. Тогда Кристина ласково положила руку на мою, и ключ, как по мановению волшебной палочки, тут же открыл нам дверь.

Состоящая из секунд вечность, наконец, миновала. Я знал, что никогда не забуду ни одной детали, ни одного мгновения из того, что последует. Ни скептицизму, ни цинизму я не позволю вмешаться в очарование этих мгновений.

Я знал, что со мной происходит. Меня накрывало ощущение близости, плавно перетекающее в интимность. Мне и в голову не приходило, как же я соскучился по такому воздушному состоянию. Я жил с онемевшими чувствами вот уже несколько лет. Так жить можно долго, не осознавая, что постепенно твоя жизнь и чувства просто сливаются в придорожную канаву, если не сказать – в отхожее место.

Гостиничная дверь медленно отворилась, и я подумал, что, ступая за порог, мы оба оставляем часть своего прошлого. Еще только войдя, Кристина вдруг обернулась, и я услышал шелест шелковой ткани вокруг ее восхитительного тела.

Она всем своим существом потянулась ко мне, и я ласково приподнял ее подбородок кончиками пальцев. Мне казалось, что с самого моего появления на Пенн Стейшн и до настоящей минуты я не мог нормально дышать.

– Руки музыканта. Пальцы пианиста, – прошептала Кристина. – Я знала, что мне понравятся их прикосновения. Я больше ничего не боюсь, Алекс.

– Я счастлив. И мне тоже уже ничего не страшно.

Тяжелая деревянная дверь номера, казалось, затворилась сама по себе.

В данный момент было абсолютно неважно, где мы находимся. Мерцающие огоньки снаружи, фонарь проплывающей по реке лодки создавали иллюзию, что нас также плавно покачивают волны. Ощущение сродни тому, что мы уже испытали в «Радужном».

На уик-энд я решил сменить гостиницу и переехал в «Астор», в восточной части Манхэттена. Мне для этой встречи хотелось чего-то особенного. Из расположенной на двенадцатом этаже комнаты открывался великолепный вид на реку, так что лучшего желать не приходилось.

Нас так и завораживали мерцающие огоньки дальнего юго-восточного берега. Мы наблюдали, как по набережной мимо здания ООН проносятся огоньки припозднившихся машин, направляющихся к Бруклинскому мосту.

Я вспомнил, что сегодня мне пришлось проехать по этому мосту на пути в наркопритон. Но сейчас мне показалось, что с того момента прошло уже много времени. Перед моим мысленным взором пронеслись лица: сначала Шарифа Томаса, потом убитого полицейского и наконец Сонеджи. Я тут же приказал себе забыть о них на сегодняшнюю ночь. Сейчас я уже не детектив по расследованию убийств. Я ощущал губы Кристины, нежно скользящие по моей шее.

– Откуда ты только что вернулся? – шепнула она. – По-моему, ты улетел куда-то далеко-далеко, в какую-то темную бездну, и только что возник оттуда.

– Всего лишь на несколько секунд, – вынужден был признаться я. – Небольшая вспышка в памяти. Это касалось работы. Но все уже прошло, – я снова взял ее за руку.

Она легонько поцеловала меня в щеку, затем чуть коснулась губами моих губ:

– Ты ведь не умеешь лгать, Алекс, верно? Даже если дело касается так называемой «святой» лжи.

– Пытаюсь никого не обманывать. Я не люблю вранья. А уж если я стану говорить неправду тебе, то кем буду считать самого себя? – я улыбнулся. – Да и какой в этом смысл?

– Вот это мне тоже очень нравится в твоем характере, – продолжала вполголоса Кристина. – И многое другое. Каждый раз, когда мы вместе, я открываю в тебе все новые и новые положительные качества.

Я потерся щекой о ее макушку, поцеловал в лоб, в обе щеки по очереди, в губы, а потом в привлекательную ямочку на шее. Кристина чуть дрожала, как, впрочем, и я сам. Слава Богу, что никто из нас ничего уже не боялся. Я чувствовал, как бьется ее сердце.

– Ты такая красивая, – чуть слышно прошептал я. – Ты знаешь об этом?

– Мне известно, что я слишком высокая и чересчур худая. Если говорить о красивых людях, так лучше о тебе. И не я одна так считаю, об этом говорят буквально все.

Мне казалось, что все вокруг стало будто наэлектризованным. И это ощущение было приятным. Все так и должно было случиться. Произошло чудо, мы сумели отыскать друг друга, и вот теперь мы вместе и совершенно одни. Я испытывал несравненное счастье от того, что Кристина решилась попробовать начать новую жизнь, и я сам – тоже.

– Вот посмотри в зеркало. Видишь, насколько ты красив, – продолжала она. – У тебя самое милое в мире лицо. Хотя ты способен приносить волнения, Алекс. Верно ведь?

– Ну, сегодня у нас не предвидится никаких отрицательных волнений, – уверенно произнес я.

Мне захотелось сразу же раздеть ее, а потом делать для нее все, что угодно. Какое-то давным-давно забытое и странное слово пришло мне на ум: экстаз. Кристина опустила руку и погладила меня спереди по брюкам. Она почувствовала, как воспряла и затвердела моя мужская плоть.