секунду назад валялся счастливый, как объевшийся кот. Может быть, он и не принимал никаких наркотиков, а действительно скрывался в этом злачном месте?

Я схватился за «Глок», который спрятал у поясницы под свисающей сзади рубашкой и выставил оружие вперед. Я все еще надеялся, что мне не придется использовать его. Только не здесь!

Томас молниеносным движением выхватил неизвестно откуда возникший дробовик. Вероятно, он засунул его под подстилку. Все остальные посетители оставались неподвижными, поскольку по вполне очевидным причинам не могли пошевелиться. Только их налившиеся кровью глаза постепенно начали выражать некое подобие испуга.

И тут грохнул выстрел. Томас решил атаковать первым. Гроуз и двое его новоявленных помощников одновременно рухнули на пол. Все это произошло так быстро, что я даже не мог бы сказать наверняка, успел ли Шариф кого-нибудь задеть.

– Прекратите немедленно! – в бешенстве заорал латиноамериканец у входной двери. – Что все это дерьмо значит?! Прекратите! – все выкрики он производил из положения лежа, боясь поднять голову, чтобы не очутиться на линии огня.

– Томас! – что есть мочи закричал я.

Шариф обернулся. Все его действия были отточены. Через какую-то долю секунды дуло обреза уже смотрело в мою сторону. Глаза Томаса сверкнули в темноте.

Наверное, нет ничего на этом свете, что можно было бы хоть приблизительно сравнить с дробовиком на близком расстоянии, наставленным непосредственно на вас. У меня не оставалось другого выбора, и я нажал на спусковой курок своего «Глока».

Шариф принял удар пули правым плечом. Его сильно крутануло влево, но он все же удержался на ногах. Видно было, что это не первое его ранение. Ему приходилось выдерживать нечто подобное и раньше. Как, впрочем, и мне.

Я выстрелил во второй раз, и попал ему то ли в горло, то ли в нижнюю челюсть. Томас отлетел назад и врезался в тоненькую перегородку, которая здесь считалась стеной. Казалось, все здание заходило ходуном от этой встряски. Я успел увидеть, как глаза Шарифа закатились к потолку, а рот беззвучно открылся. Томас умер раньше, чем его грузное тело рухнуло на пол притона.

Я застрелил его – наше единственное связующее звено с Гэри Сонеджи.

До моего слуха донесся отчаянный крик Гроуза, сообщавшего страшные новости по рации. От его слов у меня кровь застыла в жилах:

– Застрелен офицер полиции на Мэкон 412. Застрелен офицер!

Мне еще ни разу не приходилось участвовать в переделке, где прямо на моих глазах погибал полицейский. Пока я пробирался к выходу, во мне росла уверенность, что один из явившихся с Гроузом полицейских уже мертв. Зачем этому идиоту понадобилось тащиться сюда, да еще прихватив с собой двоих патрульных? Впрочем, сейчас это уже не имело значения.

На замусоренном полу возле двери на спине лежал один из полицейских. Глаза его остекленели, и мне показалось, что он находится в глубоком шоке. Из уголка рта стекала струйка крови.

Обрез сделал свое ужасное дело точно так же, как если бы это касалось меня. Кровь забрызгала и стены, и старый корявый деревянный пол. Дырочки от картечи изобразили на стене над телом полицейского что-то похожее на татуировку. Увы, этому парню мы уже ничем не могли помочь.

Я стоял рядом с Гроузом, все еще держа в руке «Глок». Стискивая зубы и играя желваками, я старался не наорать на Кармина за его необдуманный поступок, приведший к таким тяжелым последствиям. Мне следовало сначала успокоиться самому, а потом уже воспитывать его.

Стоящий слева от меня второй полицейский без конца повторял:

– Господи! О Господи!

Понятно было, какую душевную травму нанесла ему потеря товарища. Он то и дело проводил ладонью по лбу, словно хотел стереть из памяти случившееся только что.

Через пару минут примчалась скорая помощь, и мы наблюдали за тем, как пара медиков безуспешно трудится над телом. Убитому было лет двадцать с небольшим. Симпатичное лицо, короткий ежик рыжих волос… Его голубая форменная рубашка на груди вся уже пропиталась кровью.

У задней стены зала еще один медик возился с Томасом, но я знал, что с Шарифом покончено.

Наконец негромко, самым серьезным тоном я обратился к Гроузу:

– Мы знаем, что Шариф Томас мертв, а вот Сонеджи об этом знать не обязательно. У нас появился шанс взять его, если до него дойдут сведения, что Шариф выжил и находится в нью-йоркской больнице.

Кармин кивнул:

– Мне есть к кому обратиться в городе. Мы даже можем действительно отвезти Шарифа в больницу. Мало того. Мы можем поставить в известность прессу. По-моему, игра стоит свеч.

Детектив Гроуз еле ворочал языком, да и выглядел погано. Думаю, что в этот момент я тоже не светился от радости. Перед моим мысленным взором в ту же секунду возникла, словно издевательское пророчество, надпись на плакате: «Копа убили. Награда 10 тысяч долларов».

В охоте на человека никогда и ни один полицейский не сможет определить, где она начинается, какова ее кульминация и, тем более, каким будет ее финал. Никто, кроме Гэри Сонеджи, не мог сказать, чем все это закончится, куда это все приведет, с его первых шагов, сделанных на Юнион Стейшн.

Лишь сам Сонеджи обладал всей полнотой информации и власти. Он снова становился знаменитым. Он действительно стал что-то значить. Через каждые десять минут ему посвящались специальные выпуски новостей.

То, что они показывали его фотографии, не имело ровно никакого значения. Никто не знал, как он выглядит сегодня, на кого был похож вчера и в каком обличье предстанет завтра. Не может же полиция арестовывать в Нью-Йорке всех подряд, верно?

Он покинул жилище ныне покойной Джин Саммерхил около полудня. Да, эта миловидная дама определенно потеряла из-за него голову. Ну, совсем как Мисси в Уилмингтоне. Найдя ключи Джин, Гэри аккуратно запер за собой дверь. Он двинулся на запад от 73-й улицы, дошел до 5-й и повернул на юг. Поезд возвращался на свой путь.

Гэри купил черный кофе в картонном стаканчике, на стенках которого были изображены греческие боги. Кофе, как и следовало ожидать, оказался типичными нью-йоркскими помоями, но он продолжал стоически прихлебывать его. Как же ему хотелось устроить еще одну бойню! Прямо здесь, на Пятой авеню. Сейчас. Он представил себе картины резни, после которой и Си-би-эс, и Эй-би-си, и Си-эн-эн, и Фоке отдадут ему прямой эфир.

Кстати, о новостях: утром по телевизору показали Алекса Кросса. Он и нью-йоркская полиция арестовали Шарифа Томаса. Ну что ж, мои поздравления. Браво! По крайней мере, отрадно видеть, что они научились следовать инструкциям Гэри.

Проходя мимо или ступая рядом с самодовольными, хорошо одетыми ньюйоркцами, Сонеджи с удовольствием размышлял о том, насколько же он умен, насколько превосходит каждого из этих надутых ослов. Если бы хоть один из этих сопливых ублюдков мог на секунду заглянуть в мысли Гэри, он осознал бы собственное ничтожество.

Но никому этого не было дано.

Никому не известны ни начало, ни середина, ни конец.

Сонеджи снова начинал злиться, постепенно утрачивая над собой контроль. Гэри чувствовал, как плещутся волны ярости, вздымающиеся в нем, когда он шел по переполненным людьми улицам. Перед глазами начинал расстилаться туман, а во рту появился горький привкус желчи.

Он швырнул почти полный стаканчик дымящейся бурды прямо в проходящего мимо джентльмена и засмеялся, увидев обескураженное лицо последнего. Гэри чуть не взвыл от восторга, наблюдая, как бурая жижа стекает с гордого орлиного носа и волевого квадратного подбородка ньюйоркца. Отвратительный кофе безнадежно испортил дорогие рубашку и галстук.

Гэри Сонеджи мог позволить себе делать все, что заблагорассудится, и именно так он почти всегда поступал.