на улицу. Услышав мои шаги, он оборачивается, и я вижу его сияющие прекрасные глаза.

— Готова?

— Ага, — киваю я, выбегая из дома и хватая стаканчик из его протянутой руки. Люк невинно целует меня в щеку и шепотом спрашивает:

— Нашла мою записку?

— Да, — еле слышно отвечаю я. Совершенно неожиданно наши отношения оказываются гораздо более интимными, чем я рассчитывала, однако мне это даже нравится.

— Хорошо, — отвечает он так, что у меня мурашки бегут по телу. Он идет к своему минивэну, садится, пристегивает ремень, отъезжает от моего дома и едет неизвестно куда.

И честно говоря, мне все равно.

Кофе в руках, шоссе впереди, роскошный парень слева — разве этот день не обещает быть прекрасным?

Через восемь часов, на закате, я стою перед входом на кладбище и не могу понять, как же все это могло случиться. Холодок, пробегающий между лопаток, заставляет усомниться в правильности решения пройти через это в одиночку. Я машу рукой Люку, ждущему в машине, и он, выключив двигатель, мгновенно оказывается рядом.

Я хватаю его за руку, и это дает мне силы сделать первый шаг.

Лежащее передо мной место настолько живо воскрешает Страшное воспоминание, хранящееся в моих записях и в памяти, что мне почти больно смотреть перед собой.

Все-таки правильно, что Люк отвез меня в дом престарелых под названием «Душистые сосны». Он прочитал обо всем этом прошлой ночью и по дороге сказал мне, что лучше всего будет встретиться с бабушкой лицом к лицу, а не по телефону. Утром, тайком выбравшись из моего дома, он распечатал карту проезда и купил нам еды в дорогу. Он даже успел съездить домой, принять душ и переодеться, чтобы родители не волновались.

Если бы я обладала способностью помнить далекое прошлое, то сказала бы, что эта двухчасовая поездка вдоль границы штата в пригород теперь кажется мне событием двухмесячной давности. Но я могу сказать только одно: мне не верится, что это случилось сегодня.

Во время поездки Люк в подробностях пересказал мне все смехо-разбирающие, мурашки-вызывающие и даже сердце-замирающие эпизоды вчерашней ночи. Время от времени мне хотелось попросить его съехать на обочину, перепрыгнуть через разделяющую нас консоль и немедленно взять инициативу в свои руки.

Он рассказал мне обо мне: обо всех записях, которые прочитал, и о том, какой я бываю в жизни.

Люк рассказал мне о том, как мы познакомились в детстве, и о том, что уже тогда влюбился в меня.

Мы болтали, пили латте, поедали дорожные закуски, и всю дорогу я была спокойна, счастлива и любима.

Но дорога закончилась.

И мы приехали.

Увиденное в «Душистых соснах» оказалось довольно симпатичным: в точном соответствии с фотографиями в распечатке, которую я просмотрела утром вместе с пачкой других записей. Но увиденное в «Душистых соснах» ограничилось стойкой регистрации и сидевшей за ней толстой молодой сестрой, которая сначала сверилась с записями в компьютере, затем позвала на помощь старшую медсестру, а после отвела меня в сторонку и, обдавая луковым дыханием, шепотом сообщила, что Джо Лэйн прожила здесь долгие пять лет, пока не выбыла.

— И куда она переехала? — наивно спросила я, сразу не догадавшись, что это означает.

— Мне очень жаль, что приходится сообщать вам об этом, но Джо покинула нас прошлой зимой, — сообщила молоденькая сестра с хорошо отрепетированной печальной улыбкой, предназначенной для сообщения плохих новостей. — Она умерла, — просто добавила девушка, поймав мой бессмысленный взгляд.

И вот тогда я впервые почувствовала, что за мной закрывают дверцу кабинки американских горок, хотя я стояла в очереди на обыкновенную карусель. Вытянув из медсестры всю необходимую дополнительную информацию, Люк отвел мое оцепеневшее тело к машине и увез меня прочь из «Душистых сосен», не донимая разговорами, но и не позволяя забыть о своем присутствии.

— Мне так жаль, Лондон, — сказал он.

— Я ее не знала, — ответила я, пытаясь собраться с мыслями. Мили летели из-под колес. Мы ехали обратно, и я возвращалась не только с пустыми руками, но и в полном смятении. Что теперь делать?

Сейчас все эти мысли проносятся у меня в голове со скоростью дорожной разметки, еще совсем недавно убегавшей под колеса нашего минивэна.

Как бабушка могла умереть? Ведь я видела ее в будущем! Или я ошиблась, приняв женщину с похорон за бабушку? Может быть, та женщина с брошкой была просто похожа на нее? Нужно еще раз посмотреть на фотографию. Может быть, придется показать ее маме. Вдруг у бабушки была сестра? Сестра-близнец.

Я по очереди пропускаю эти мысли через детектор здравого смысла, и ни одна из них не выдерживает проверки. Все это чушь.

Мы с Люком идем по центральной аллее кладбища, и море могил молча расступается по обеим сторонам от нас. Наши ботинки хрустят по песку и гравию, а я изо всех сил стараюсь оставаться разумной и не воображать, как зомби выкапываются из могил, а бесплотные тени шепчут что-то неразборчивое мне в уши.

Я не знаю, где находится то, что я разыскиваю, но инстинктивно нахожу знакомое: сарай для инвентаря, замаскированный под склеп.

Проследив за моим взглядом, Люк крепче сжимает мою руку.

— Здесь стоял тот тип с сигаретой? — спрашивает он. Этот простой вопрос почему-то успокаивает меня. Дарит чувство родства. Прочитав всю мою жизнь, Люк не только понял меня, но разделил со мной мои воспоминания. В каком-то смысле он практически заменил мне память.

— Да, — тихо отвечаю я, продолжая разглядывать сарай.

Я смотрю так пристально, что замечаю внутри движение, которое любой другой наблюдатель мог бы упустить в сумерках.

— Идем туда, — говорю я, увлекая Люка с главной аллеи на небольшую дорожку между могилами, ведущую прямо к сараю. Добравшись до места, я поднимаю руку, чтобы постучаться, но дверь распахивается сама собой.

— Добрый вечер, — говорит краснощекий круглолицый мужчина с бородой, как у Санта-Клауса. Мне почему-то кажется, что я его уже где-то видела раньше. — Чем я могу вам помочь?

— Здравствуйте, — застенчиво начинаю я, пытаясь подобрать нужные слова. — Мы ищем могилу. То есть могилу моей бабушки. Я ее не знала, бабушку, поэтому нам нужно справиться в каком-нибудь каталоге или справочнике.

— Каталог, говорите? Единственный каталог, который здесь есть, заперт у меня в черепушке, — отвечает мужчина и с добродушной улыбкой стучит себя указательным пальцем по виску. — Как звали твою бабушку? У меня память, что твой капкан — никогда не выпускает того, что туда угодило.

Я с улыбкой переглядываюсь с Люком, а потом снова поворачиваюсь к Санте.

— Джо Лэйн, — говорю я сторожу.

— Она умерла прошлой зимой, — прибавляет Люк.

Санта скребет в голове и тихо бормочет:

— Лэйн… Лэйн… хммм.

Я смотрю на него и тоже пытаюсь вспомнить. Может быть, он кажется мне знакомым только из-за того, что похож на Санта-Клауса? Ведь Санта — он и на кладбище Санта.