сегодня. Сегодня у него слишком много дел.

В клубе было довольно оживленно, но не так, как прежде, — до сообщения о смерти Маккензи. Лакей проводил Керкленда в кабинет Баптиста, расположенный в дальнем конце здания.

Когда он вошел, управляющий клубом вскочил. Казалось, что после ночной перестрелки Баптист постарел на десять лет.

— Милорд! — воскликнул он. — Надеюсь, все в порядке?

— В порядке, насколько это возможно. — Чтобы придать смерти Маккензи максимальное правдоподобие, Керкленд убрал из кабинета все его личные вещи. Единственным напоминанием о прежнем владельце была стопка невскрытых писем на письменном столе Мака, которые Баптист оставил до прибытия Керкленда, поскольку тот был душеприказчиком Мака.

Керкленд просмотрел их: надушенная записка от какой-то леди, которая, вероятно, еще не слышала о его смерти, а также несколько деловых писем. Судя по всему, это были счета.

— Я просмотрю их, — сказал Керкленд. — А как обстоят дела с поставками вина и спиртных напитков?

— К счастью, мы получили большой груз как раз перед… перед… — Баптист так нервничал, что никак не мог закончить предложение. — Скоро я поеду в Кент, переговорю с нашими поставщиками.

Естественно, слово «контрабандисты» в разговоре не упоминалось.

— Ты знаешь, как добраться до штаб-квартиры поставщиков?

Баптист кивнул:

— Однажды он брал меня с собой и представил их… предводителю на всякий случай.

— Очень предусмотрительно с его стороны. Узнай там, нельзя ли получить еще нового кларета.

— Постараюсь, — сказал Баптист, нахмурясь, — Вы не очень хорошо выглядите, милорд. Вам необходимо немного отдохнуть.

— Это следующий пункт в моей повестке дня. Доброй ночи, — сказал Керкленд и, сунув письма во внутренний карман плаща, вышел, решив по дороге заглянуть в главный игральный зал.

Когда он вошел в зал, какой-то мужчина поднялся из-за стола, где играли в рулетку, и направился к нему. Это был лорд Фендалл, один из тех, кем они заинтересовались в связи с заговором. Керкленд сразу насторожился.

— Добрый вечер, Фендалл. Рад видеть вас здесь.

— Джентльмены прибывают на открытие сессии парламента, и Лондон вновь пробуждается к жизни, — сказал Фендалл. — Будет ли проводиться поминальная служба в память о мистере Маккензи? Если будет, я хотел бы на ней присутствовать.

— Я жду указаний от его брата, который сейчас находится в Испании, — ответил Керкленд. (Было очень нелегко сообщать о смерти Мака, но устраивать еще и фальшивую поминальную службу… это уже слишком!) — Но я думаю, лорд Мастерсон захочет похоронить Маккензи на кладбище в родовом поместье.

— Чтобы он лежал среди всех Мастерсонов, несмотря на ту полосу незаконнорожденности на поле герба? — Фендалл высоко поднял брови. — Его брат очень добр.

— Они были очень близки, — коротко заметил Керкленд. (Именно поэтому он написал обо всем Уиллу утром и отправил письмо в Испанию с надежным правительственным курьером.)

Фендалл вздохнул, окинув взглядом помещение клуба.

— Без Маккензи «Деймиен» уже не тот. Баптист — мой друг, но он не умеет создать прежнюю атмосферу гостеприимства. Вы не знаете, будет ли клуб продан или его закроют?

— Это еще не решено, — сказал Керкленд. — Желаю вам весело провести вечер за игрой.

Пожелав всем доброй ночи, Керкленд быстро направился к выходу, чтобы его снова не втянули в разговор, если он встретится с кем-нибудь взглядом.

Свежий воздух немного прояснил его мысли. Повернув направо, он подошел к двери соседнего дома, который принадлежал Маку. По этому адресу присылали личные письма, и их тоже нужно было просмотреть. А потом он сможет наконец отправиться домой.

Открыв дверь собственным ключом, он вошел в дом. В доме стояла тишина, хотя ощущения пустоты не было. Двое слуг уже легли спать. Он прошел прямиком в кабинет Мака, зажег лампу и обнаружил на столе еще пачку писем. Два — от Уилла Мастерсона. Керкленд надеялся, что его собственное письмо с завуалированным объяснением, Уилл получил до того, как до него дошло известие о смерти Маккензи.

Одно письмо выделялось среди остальных грубой бумагой и корявым почерком. Письмо было прислано на абонентский ящик. Мак предпочитал пользоваться им, когда не желал, чтобы письма приходили к нему домой, Керкленд взломал печать.

«Получил странный груз из Франции. Вам следует об этом знать. Лучше приезжайте сюда сами. В новолуние, когда стемнеет. Хаук».

Керкленд удивленно поднял брови. Очень интересно. Это письмо надо переправить Маку завтра утром.

Надо бы просмотреть все письма, но он так устал, что с трудом разбирал почерк. А кроме того, нетвердо держался на ногах, одной усталостью это не объяснить.

Он терпеть не мог болеть, однако и сила воли имеет свои пределы. Сейчас он поднимется в гостевую комнату и приляжет на несколько минут.

В гостевой комнате его начала бить дрожь, и он наконец сообразил, что его свалила не простуда, а приступ малярии, чего не случалось у него уже многие годы.

Керкленд кое-как заполз под одеяло, не раздевшись и даже не разувшись. И погрузился в благодатную тьму.

Кири допивала вторую чашку чаю, когда в столовую с мрачным видом вошел Роб Кармайкл. Кэсси, улыбнувшись ему, сказала:

— Вижу, что соблазн хорошего завтрака даже тебя вытащил из твоей берлоги.

— От завтрака я не откажусь, но здесь я оказался не по этой причине, — отозвался Кармайкл, с некоторым опозданием снимая шляпу. — Сегодня утром я получил записку от одного из твоих слуг, Мак. Они обнаружили в твоей гостевой комнате Керкленда, он лежит, полностью одетый, в сильном жару.