приходили чужие мысли.
Когда они боролись, Эрагон лежал на спине с закрытыми глазами, концентрируя всю энергию на «бурю», которая бушевала между ним и Глаэдром. Спарринг с Арьей помутнил его разум и сделал его слабым – в то время как золотой дракон был свежим и хорошо отдохнувшим, и не считая того, что Глаэдр был куда сильнее его. Из-за этого Эрагону стало тяжело отражать атаки Глэедра. Тем не менее, он неплохо сумел постоять за себя, зная, что в реальном бою, победителем будет, несомненно, Глаэдр.
К счастью, Глаэдр сделал некоторое снисхождение на состояние Эрагона, но он сказал: «Ты должен быть готов защитить свои мысли в любой момент, даже когда ты спишь. Очень возможно, что ты столкнешься с Гальбаториксом или Муртагом, тогда, когда силы твои буду исчерпаны, вот как сейчас.»
После двух поединков, Глаэдр принял на себя роль очень сурового зрителя, и поставил вместо себя Арью, в качестве соперника Эрагона. Она тоже была уставшей, как и Эрагон, но когда они стали мысленно «сражаться», он быстро понял, что она была намного сильнее его. И это не удивляло его. В прошлом, когда они первый раз столкнулись мыслями, она чуть не убила его, и это было тогда, когда она была в плену в Гилиде. Мысли Глаэдра были упорядоченными и сосредоточенными, но даже он не мог сравниться с неколебимым контролем мыслей Арьи, протекающим в ее сознании.
Ее самообладание, как заметил Эрагон, было чертой, которая была широко распространена среди эльфов. Прежде всего, Оромис в этом отношении был мастером, который всегда (как казалось Эрагону) владел над собой. Ни тревога, ни сомнения не могли выдать его эмоции. Эрагон считал, что их сдержанность – это врожденная характеристика их расы, а также результат строгого воспитания, образования и использование древнего языка. Разговоры и мысли на этом языке не содержали лжи, в каждом слове находилась сущность всех заклинаний, они избавляли от небрежности в мыслях или речи, и воспитывали отвращение к вытеснению собственных эмоций чужими. Поэтому эльфы обладают гораздо большим самоконтролем, чем представители других рас.
Он и Арья боролись мысленно несколько минут – он стремился избежать ее всеобъемлющий контроль, она стремилась к контакту и удерживала его так, что могла навязать свою волю в его мысли. Она ловила его еще несколько раз, но он всегда освобождался через минуту или две, но понимал, что если бы она по настоящему хотела причинить ему вред, то было уже слишком поздно чтобы спасти себя.
И все это время их умы соприкасались, Эрагон осознавал неистовые потоки музыки, которые доносились сквозь темные пространства сознания Арьи. Они выманивали его из собственного тела, угрожая ловушкой в паутине странных и необычных мелодии, которые не были похожи на земные песни. Он бы с радостью поддался очарованию музыки, если бы не отвлекался на атаки Арья и понимание, что люди не всегда справляются, если они слишком очарованны работой ума эльфа. Он мог бы остаться невредимым. Он был Всадником, в конце концов. Он был другим. Это был риск, на который он не был готов пойти, и который оценил ниже чем своё здравый ум. Он слышал, что погружение в сознание Блёдхарма превратило охранника Насуады Гарвена слабовольного мечтателя.
Так что он не поддался искушению, несмотря на то как это было трудно.
Затем Глаэдр и Сапфира вступили в схватку,иногда против Эрагона,а в другой раз помогали ему. Как сказал старый дракон:
– Вы должны хорошо уметь защищать свой разум, Губитель Шейдов и Сверкающая Чешуя.
Помощь Сапфиры значительно изменила перевес в их мысленном сражении. Вместе они с Эрагоном были способны постоянно,даже с легкостью защищаться от атак Арьи. Объединив мысли,они даже смогли прорвать защиту эльфийки дважды.
Однако, когда Сапфира вставала на сторону Арьи, вместе они настолько превосходили Эрагона, что он даже не пытался атаковать, заперевшись вместо этого в мыслях, как раненый зверь. В это время он читал про себя отрывки эльфийских стихотворений и ждал волн ментальных атак, которыми его пытались ослабить.
Наконец, Глаэдр разделил их на пары – он с Арьей и Эрагон с Сапфирой, и они дрались на дуэли так, как если бы два дракона и всадника встретились в бою. За первые несколько напряженных минут, силы их были вполне равны, но в конце концов, сила, опыт, и хитрость Глаэдра в сочетании с неукоснительным мастерством Арьи оказалось непреодолимыми для Эрагона и Сапфира, и у них не было выбора, кроме как признать свое поражение.
Потом,Эрагон почувствовал недовольство исходящее от Глаэдра.Уязвленный этим он сказал,мы сделаем лучше завтра,учитель.
Настроение Глаэдра ухудшилось. Даже он, казалось устал от тренировок. Ты достаточно хорош, детеныш. Я не мог просить большего от любого из вас, даже если бы вы были под моим крылом в качестве учеников в Vroengard. Для того чтобы выучить то, что вам необходимо потребуется несколько дней а то и недель. Время бьет между нашими зубами, как вода. Требуются годы, чтобы овладеть искусством борьбы со своим умом: годы, десятилетия и века, и даже тогда, еще больше, чтобы учиться, больше открыть о себе, о ваших врагах, и о самой основе мира. С сердитым рычанием, он замолчал.
Тогда мы изучим все что сможем и позволим судьбе решать остальное, сказал Эрагон. Кроме того, у Гальбаторикса было более ста лет для тренировки своего разума, но это так же означает что прошло сто лет с того момента как ты учил его. Он уверен, что забыл кое-что в промежуточный период. С вашей помощью, я знаю мы сможем победить его.
Глаэдр фыркнул. Ты стал как-никогда острер на язык, Губитель Шейдов. Тем не менее, это звучало приятно. Он убеждал их поесть и отдохнуть, а затем он ушел из их разума и больше ничего не сказал.
Эрагон был уверен, что золотой дракон все еще наблюдал за ними, но он перестал чувствовать его присутствие и внезапно ощутил пустоту внутри.
Холод полз по его конечностям и он вздрогнул.
Он,сапфира и Арья сидели в темнеющей палатке,никто из них не хотел говорить.Тогда,чтобы нарушить тишину Эрагон сказал:
– Он кажется лучше.
Его голос скрипел от неупотребления и он потянулся к бурдюку.
Это хорошо для него, – сказала Арья. – Вы нужны ему. Не будь у него цели горе поглотило бы его. То, что он выжил уже… впечатляет. Я восхищаюсь им за это. Мало кто – будь то человек, эльф, или дракон – может сохранить ясность разума после такой потери.
– Бром смог.
– Он был столь же выдающимся.
– Если мы убьем Гальбаторикса и Шрюкна, как вы думаете, Глаэдр останется с нами? Спросила Сапфира. Будет ли он продолжать идти, или же просто… остановился?
В глазах Арьи отразился мерцающий свет палатки, когда она смотрела сквозь Эрагона на Сапфиру:
– Время покажет… Надеюсь, что нет. Но если мы победим в Урубаене, скорее всего Глаэдр не сможет дальше жить без Оромиса.
– Мы не можем просто позволить ему сдаться.
'Я согласна'.
– Это не наше дело, мы не в праве останавливать его, если он решит уйти в небытие, – сказала Арья строго. – Выбор делать ему, и решать он должен сам.
– Да, но мы можем говорить с ним и помочь ему увидеть, что еще стоит жить.
На какое-то время на ее лице застыло торжественное выражение, потом она сказала: – Я не хочу, чтобы он умер. Никто из эльфов не хочет. Однако, если каждый момент существования является для него мучением, то не лучше ли пойти путем освобождения?
Эрагон и Сапфира не могли ответить на ее вопрос.
Втроем они продолжали обсуждать события прошедшего дня, а затем Сапфира убрала голову из палатки и пошла отдохнуть на полянку по соседству. Я чувствую себя лисой, чья голова застряла внизу кроличьей норы, жаловалась она. Когда нет возможности увидеть, приближается ли кто-то, у меня от этого начинает зудеть чешуя.
Эрагон ожидал, что Арья тоже уйдет, но у его удивлению, она осталась, казалось, специально для того, чтобы поговорить с ним о том и сем. А он был только рад этому. Его раннее чувство голода исчезло во время мысленного сражения с ней, Сапфирой и Глаэдром, и в любом случае, он был более чем готов променять горячую пищу на удовольствие от общения с ней.
