С приездом Марии Петровны все в доме переменилось.

Вещи, которые она привезла с собой, как-то очень незаметно превратили пристанище одиноких мужчин в уютный семейный дом. Корней Петрович неуверенно и робко вышагивал по чистым половикам: Николай Иванович, смущаясь, разглядывал в большое зеркало свою старообрядческую бороду. Бека с веселым недоумением пытался жевать во дворе посудные полотенца, а Байда и Бурун замирали по утрам, почуяв из дома запах жаркого.

Изменился не только быт колонистов. Величко прислал много семян, книг и приборов. Дрожащими от волнения руками собирал Зотов личный подарок Тимирязева — великолепный актинометр для исследования хлорофилла в растениях, а Оболенский не мог оторвать взгляда от новенького микроскопа. На метеоплощадке появились современные термометры и самописцы. В доме возникла лаборатория.

Семейное счастье не могло не сказаться на самом Зотове. Рядом с женой он чувствовал себя уверенным, сильным, молодым, никакие лишения и невзгоды не могли теперь омрачить его лица, а великая цель, которую он все эти годы видел перед собой, манила с еще большей силой. Не одна ботаника занимала его. Зотов ощущал особую ответственность и за эту землю. Ведь их колония была как бы выдвинутым вперед форпостом родной страны, они должны были не только создавать условия для жизни будущих поселенцев, но и защищать этот берег от чужих людей, от врагов. Враги находились рядом.

Из своего стойбища приехал Матвей Шахурдин. С детской непосредственностью осмотрел он Марию Петровну со всех сторон, прищурился, пощелкал языком и серьезно сказал:

— Хороший жена нашел, Иваныч. Белый и красивый. Много-много детка будет…

А вечером, когда они пили чай, Матвей-Ведикт-Николай отставил свою кружку, заинтересованно посмотрел на Корнея Петровича, вздохнул, покачал головой и, когда мысль, над которой он трудился, окончательно созрела, сказал:

— Петрович тоже жинка нужна. Я привезу. Есть ороч, Дина звать, молодой баба, хороший. И как лепешка делать умеет! И стреляй хорошо, и детка качай хорошо.

Белый Кин все не появлялся. Прошло не две, а восемь недель, но о нем не было никаких слухов. Зимой, когда Оболенский ездил в стойбище, он слышал разговор о том, что Джона Никамуру видели в горах далеко на востоке и будто бы он ехал собаками в сторону Камчатки. Кина с ним не было.

Вскоре события нахлынули невиданной доселе волной. Жизнь стала меняться необыкновенно быстро.

В эти годы на Дальнем Востоке народ жил трудно и очень неспокойно. Революция пришла сюда, осложненная колчаковским восстанием, японской интервенцией, попытками местных воротил создать свое, отдельное от России государство. Красная Армия, разгромив Колчака, по ряду причин остановилась в районе Байкала. В Чите хозяйничал белый атаман Семенов, в Амурской области власть находилась в руках Советов, в Приморье областная земская управа пыталась контролировать жизнь всего побережья. Всюду действовали партизаны, в узловых пунктах стояли гарнизоны японских оккупантов, люди жили в обстановке непрекращающихся военных действий, налетов и обстрелов.

Спокойной жизни уже не было. На север, в поисках новых, удобных для жизни земель, подальше от взрывов, пожаров и выстрелов, потянулись люди. Вдоль Охотского побережья, где издавна обосновались редкие русские поселения, теперь замелькали баркасы и лодки, задымили по берегам землянки, начали вырастать новые заимки и хаты. Рыбные реки, леса со зверьем, несчетная, непуганая птица, тишина и простор привлекали новоселов, и они семьями, группами и даже в одиночку оседали на побережье, спугивая нетронутую тишину огромного необжитого края.

По соседству с Зотовым и Оболенским, в каких-нибудь двадцати верстах, новоселы поставили деревушку из восьми домиков, раскорчевали кустарник на берегу ручья и затеяли сажать огород. Несколько дальше задымили еще новые домики, поселились рыбаки. В лес стали уходить охотники промышлять зверя. В крае заметно прибавилось население, как бы исправляя ошибку царского правительства, которое долго и упрямо не замечало свою окраину и не заботилось о ней, сами русские потянулись сюда, чтобы сделать побережье Охотского моря своим постоянным местом жительства.

К Зотовым пришли первые гости.

Изумленно разглядывали соседи удивительный огород колонистов, со слезами радости грызли морковь, щупали шершавые клубни картофеля, нежно гладили зеленые метелки овса. Все это казалось для новоселов чудом. Ведь они ехали на север, заведомо отрекаясь от многого крестьянского, привычного — от пашни, посевов, хлевного духа скотины, надеясь лишь на рыбу и ягоды. А тут…

Оболенский стал среди новичков кем-то вроде инструктора. Он разъезжал по прибрежным поселкам, показывал, учил, как сеять и ухаживать за растениями, говорил о погоде, о мерзлоте, об удобрениях и вскоре сделался самым уважаемым человеком на берегу от Олы до Охотска.

В один из таких дней, когда Оболенского не оказалось дома, Зотов стоял среди цветущих растений и с помощью пинцета и марлевых мешочков проводил опыление овса и ячменя.

— Работаете? — насмешливо спросил кто-то над его плечом.

Зотов вздрогнул. Белый Кин приподнял фуражку. — Вы?.. — не особенно вежливо спросил Зотов.

— Как видите… А тут все цветочки. Не уехали, значит?

Насмешливый тон Белого Кина не располагал к дружескому разговору, и Зотов резко ответил ему:

— Я здесь дома. А вот вы зачем пожаловали?

— Я тоже домой прибыл.

— Как я понял из рассказа таможенного служащего, когда он был здесь, ваш дом на Аляске. Кстати, представитель власти очень интересовался вами. Он прекрасно знает вас. И хотел бы видеть…

Но замечание Зотова не смутило купца. Он передернул плечами, повернулся и пошел в дом.

— Слушайте, Кин! — крикнул вдогонку ему Зотов, — Ко мне приехала семья…

Белый Кин продолжал идти. Он шел в свой дом. И он бы вошел в него. Но у порога его встретили