семейства.

– Ничего не поделаешь, деточка, придется ехать. Я не могу оставить Люцину одну. Матери у нее нет, и поблизости ни одной родной души. А мужчины в таких делах совершенно беспомощны. Хорошо хоть врач есть, с врачом поспокойнее. Но все равно нужно, чтобы рядом был человек, который и за руку подержит, и доброе слово скажет. Сегодня же и поеду. Тут каждая минута дорога.

– Ну конечно, поезжайте. Люцине вы сейчас больше нужны. И сразу же напишите, кто родился. И еще небольшая поправка: Люцина не одна, с нею любящий муж.

– Милочка ты моя, да ты жизни совсем не знаешь. Мужчины в таких случаях совершенно теряют голову. Мой муж, когда я рожала, каждые пять минут совал голову в бочку с холодной водой. Ничегошеньки, бедняга, не соображал. О помощи тут и говорить не приходится, они только мешают.

Вечером пани Дзюня уехала. Я осталась дома одна. Мать еще не приходила с работы. Я села было у окна, но мне вдруг показалось, что прохожие проявляют к моей особе усиленный интерес, и я отошла в глубь комнаты.

Пришли мать со Стефаном, но ко мне не заглянули. Несколько раз мать выходила в кухню и, намеренно повысив голос, говорила что-то Стефану. Наконец она приоткрыла мою дверь и сказала:

– Послушай, дорогая доченька, что ты натворила, порадуйся.

Я не шевельнулась. Краешком глаза я видела Стефана, сидевшего за столом с видом человека, обманутого в своих ожиданиях. На мать я старалась не смотреть.

– Может, ты ей скажешь, Стефан! Сделай это ради меня! Скажи ей! А то все ко мне!.. Все ко мне с претензиями. А при чем тут я! Она виновата, ей и говорите!

– Что ж, я могу сказать, – негромко, но решительно перебил мать Стефан. – Успокойся. Криком делу не поможешь. А дело, Катажина, принимает дурной оборот. То, что произошло, сильно попахивает скандалом. Раненый, «Скорая помощь», милиция… Я, правда, не бог весть какой знаток человеческих душ, но понимаю, что заставить себя полюбить невозможно. Хотя в вашем случае это не совсем так. Вы встречались почти целый год. Полгода, по крайней мере, считались женихом и невестой. И вдруг незадолго до свадьбы вы убегаете из дома. Вернувшись, доводите жениха до того, что он пытается покончить с собой. Пожалуйста, не перебивайте, я еще не кончил. Это ваше… – тут Стефан запнулся в поисках подходящего слова, – ваше пребывание в Свебодзицах тоже кое о чем говорит. Может быть, вам об этом неизвестно, но жизнь устроена так, что за ошибки приходится расплачиваться. Для женщины, дорогая моя, важнее всего хорошая репутация. Вряд ли мы когда-нибудь узнаем, сколько правды в словах этого Суманского. Вся беда в том, что он не один. К сожалению, пана Ирека предостерегали многие. Очевидно, зря мама сразу не передала вам всего, что узнала от Ирека, хоть я и уговаривал ее это сделать. Вот оно сейчас и вышло боком. У Ирека возникли кое-какие подозрения еще до Люцининой свадьбы. Теперь же дело приобрело нездоровую огласку. Я вижу только один выход из положения: вы должны немедленно уехать из Вроцлава. И не на неделю-другую, а по меньшей мере на год. За это время многое забудется и все пойдет по-старому.

– Спасибо, вы высказались вполне ясно и определенно. – Я поднялась с кресла и подошла к двери. – Не сомневаюсь, что намерения у вас самые лучшие, однако, к сожалению, не могу последовать вашему совету. Я остаюсь во Вроцлаве – это решено окончательно и бесповоротно.

– Не забывайте, что это касается не только вас, но и вашей матери. Ради ее спокойствия и блага вам следует уехать.

– У меня есть другое предложение, получше. Если жизнь со мной под одной крышей мать не устраивает, пусть она уедет или переберется на другую квартиру. Я твердо решила остаться.

– Вот видишь, я тебе говорила, – вмешалась мама. – Она не только злая и двуличная. Она бессовестная нахалка! И нечего терять на нее время.

– Ядзя! Ты же сама просила меня поговорить с Катажиной, так дай довести разговор до конца. Я не сомневаюсь, что у нее есть основания так поступать, несмотря на то, что все против нее. Бранью ты ничего не добьешься. Лучше уж не вмешивайся.

– Спасибо. Вы угадали. У меня есть свои причины не уезжать из Вроцлава. Мне не хочется их перечислять, скажу только об одной: спасаться бегством от общественного мнения бессмысленно. Куда бы я ни поехала, везде найдется человек, который где-то что-то краем уха слыхал и сам наплетет с три короба. Вот тогда я буду совсем беззащитна, – горько усмехнулась я. – Это же бегство от запаха свечей! Я убежала из Кальварии, убежала из Свидницы – все это правда. А здесь я останусь и никогда отсюда не убегу.

Стефан ушел. Мать занялась было уборкой, но быстро угомонилась. В доме воцарилась тишина.

«Видно, что-то в этом есть, – думала я, лежа в постели. – Стефан не станет преувеличивать. Раз он говорит, что все оборачивается против меня, значит так оно и есть. Попытка Ирека покончить с собой убедила даже таких людей, как Стефан. А ведь он человек солидный, деловой. Его девиз: не прогадать в жизни. Однажды он сказал маме: «Здорово облапошил меня этот тип, у которого я купил выдру. Но ничего, я ему при встрече все выскажу. И других скорняков предупрежу, чтоб держали ухо востро». Когда же мама спросила, много ли он потерял, Стефан возмутился: «Я потерял? Да я тут же эту шкуру продал и еще двести злотых на ней заработал. Но если б я вложил эти деньги во что-нибудь другое, заработал бы гораздо больше».

Да, все очень сложно, очень трудно до конца во всем разобраться. С ума можно сойти. Лучше не думать, лучше спать. Только время может мне помочь».