– Это здесь. Войдем. Вот товарищ Альбин, – он показал на мужчину за столом. – Мы с ним знакомы меньше года, но проговорили уже не одну ночь. Расскажите ему все, как есть.

Фронтчак поздоровался с Альбином и, считая свою миссию оконченной, удобно расположился в одном из кресел с газетой в руках.

– Ну, выкладывайте, в чем дело, только спокойно, не горячась, – сказал товарищ Альбин усталым, пожалуй даже сонным, голосом. Его живые и словно бы воспаленные глаза изучали мое лицо. Он казался старше Фронтчака, возможно, потому, что был явно болен.

Я не знала, с чего начать. Боялась, что этот усталый человек меня не поймет, что он поглощен чем-то очень большим и важным и мое дело покажется ему слишком незначительным.

– Давайте, Дубинская, давайте! – подбодрил меня Фронтчак.

Неторопливо, тщательно подбирая слова, я рассказала обо всем.

– Но техникум вы не бросили? – это был первый вопрос.

– Нет, конечно. Вы представить себе не можете, как мне помогла учеба. Вместо того чтобы без конца терзать себя мрачными мыслями, я садилась за учебники.

– Сколько лет было вашему отцу?

– Сорок три.

– Молодой еще, – сказал товарищ Альбин, вздохнув. – Да, дело какое-то туманное и некрасивое. Если б можно было доказать, что всю кашу заварил один и тот же человек, мы бы с ним разделались в два счета. Боюсь, однако, что это не удастся. Поэтому прежде всего займемся вашим трудоустройством. Завтра первое число; работать вы начнете с завтрашнего дня. Вот закончим разговор, и вам дадут направление. Я сам предупрежу секретаря парторганизации. И директора тоже. Не беспокойтесь, работать вы будете, – Альбин замолчал и провел рукой по лбу, словно сгоняя муху. – А насчет остального поручиться не могу…

– Для меня работа – самое главное. Теперь, после смерти отца, мне приходится и бабушке помогать. Она хоть и получает пенсию, но… У нее только одни цветы остались.

– А она что, живые цветы разводит или делает бумажные для продажи?

– У бабушки участок, она там выращивает розы и тюльпаны. Это ее единственная радость. Еще при жизни отца она как-то сказала, что стоило шестьдесят лет мучиться, чтобы, наконец, получить возможность заняться любимым делом.

– Вы, говорите, розы выращивает? Так ведь и я тоже. Очень бы хотелось посмотреть их, может, обменяемся какими-нибудь сортами. У меня есть кое-что интересное.

– Ты, Альбин, снова за свое. Вы с этими розами, Дубинская, в самую точку попали. Мы с ним тоже благодаря цветам познакомились. Может, вместе сходим к бабушке?

– Лучше я один. Вроде случайно. Тем более что я с бабушкой и побеседовать хочу. Где у нее участок?

– В садово-огородном хозяйстве «Сказка». Ее там все знают, найдете сразу.

Час спустя я получила направление в большой строительный трест, пошла туда, и меня сразу же оформили на работу в отдел капитального строительства.

Новое место работы казалось мне совершенно непохожим на предыдущее. Организация была значительно крупнее, да и я сама изменилась, стала молчаливой, как бы запуганной, неохотно вступала в разговоры, старалась держаться в тени. Мама уехала со Стефаном в Вислу. Пани Дзюня обещала в конце июля вернуться во Вроцлав насовсем. Город, раскаленный от солнца, пропитанный запахом кирпичной пыли, был ужасающе пуст и тих.

Как-то вечером забежал Збышек и пригласил меня в кафе-мороженое.

– Знаешь, Катажина! – рассказывал он с радостным возбуждением. – Я познакомился с потрясающей девушкой. Чудо природы!

– Что ты говоришь? – Я расхохоталась. – В который же раз тебе попадается такое чудо? В пятый или в шестой?

– Ты права. Но теперь это всерьез. Она студентка ветеринарного института, умная, изящная. Тебе обязательно нужно с ней познакомиться.

– Что ж, раз обязательно нужно, я согласна.

– Она знает несколько языков. Отец ее был до войны полковником. Большой шишкой.

– Да, пожалуй, на этот раз ты влип всерьез. Итак, что же полковник? Я – вся внимание.

– Раз ты издеваешься, я больше ничего не скажу.

– Как угодно. А за издевки пеняй на себя. Твоя школа.

– Тебя разве переговоришь? – вздохнул Збышек. – Расскажи, как новая работа?

– Не знаю. Сижу тихонько, как мышка, и тружусь. Все там какие-то чудные. Величают друг друга весьма торжественно. Весь день только и слышишь: «пан советник», «пан инженер», «пан майор». Один дядя спросил меня, кем был мой отец, не директором ли департамента… «Нет», – говорю. Так и не узнала, о каком департаменте речь. Но самое главное, никто ко мне там не пристает, никто не преследует. Могу дышать свободно.