Они приступили к обыску, начав с комнаты, где я сидела. Орудовали они с явным знанием дела. Один тщательно просматривал книги, второй открыл диван, третий обследовал карниз над окном.

– Чьи это украшения? – спросил тот, кто рылся в письменном столе.

– Мои! – Я встрепенулась.

– Ишь, как барышня заволновалась. Покажи. Что-нибудь стоящее?

К столу подошел второй, подкинул на руке несколько колечек и брошку, махнул рукой.

– Оставь, это ерунда. Женские безделушки.

Полчаса спустя они перешли в мамину комнату, велев мне идти с ними. Опять долго чего-то искали. В начале одиннадцатого обыск кончился. Все сели. Один заполнял какие-то бланки.

– Готово. А теперь говорите, кого вы ждали. Только прямо, без фокусов. Если скажете правду, мы немедленно уйдем.

– Должна была прийти мама. И еще двое, которых она собиралась познакомить. Почему не пришли, не знаю. – Я старалась отвечать как можно спокойнее, хотя последнее замечание насчет правды и фокусов обидело меня и возмутило.

– Правильно. Они в ателье. А еще кого вы ждали? – На этот раз вопрос прозвучал не так строго.

– Больше никого. Этого гражданина я пригласила войти, потому что приняла его за кандидата в женихи для нашей знакомой.

Настроение у меня изменилось. Теперь я уже с трудом сдерживалась, чтобы не рассмеяться им прямо в лицо.

– Видишь, старик, как высоко тебя оценили. Тебе еще жениться не поздно. Что скажешь? Я бы не упустил такого случая.

– Пошли. Надо выпустить тех из ателье, не ночевать же им там. И Анджей, бедняга, с ними сидит, ругает нас, должно быть, последними словами.

Я подписала протокол обыска, заметив, что графа, в которой нужно перечислить описанные вещи, зачеркнута.

– Об обыске никому ни слова, – предупредили они и ушли.

Я с минуту прислушивалась к звуку удаляющихся шагов, затем вернулась к себе в комнату и села. «Пожалуй, надо было спросить у них, в чем дело, – подумала я. – Возможно, они и сказали бы. Хотя вряд ли. В каких случаях производят обыск? Когда ищут украденные вещи. Или оружие. А у нас что искали? Навести порядок или не надо? Пусть все останется, как есть. Вернется мама, вместе уберем».

Мама, действительно, вскоре вернулась, причем не одна. С ней пришли Стефан и Геня.

– Какой ужас! Все ателье вверх ногами перевернули! Когда они пошли сюда к тебе, тот, что остался, разрешил нам навести кой-какой порядок. Даже Гене не разрешили уйти, заставили сидеть до их возвращения.

– Хуже всего то, что в ателье горел свет и туда без конца заходили люди. Они всех задерживали, к концу народу набилось битком. У всех проверяли документы, спрашивали, кто зачем пришел, словом – Содом и Гоморра. Может быть, ты знаешь, в чем дело? У меня голова кругом идет, ничего не соображаю, – всхлипывая, жаловалась мама.

– Ладно, сегодня все равно ничего не узнаем. Увидишь, Ядя, это только цветочки. Ягодки еще впереди. Но не будем раньше времени расстраиваться. Теперь надо поужинать, выпить чаю или чего-нибудь покрепче и хорошенько выспаться. Завтра нам понадобятся крепкие нервы.

– А я решила было, что это пришел Генин жених. Жаль, что вы не слышали наши с ним разговоры о погоде. Потом, когда уже шел обыск, меня все время смех разбирал, – Я пыталась шутить, чтобы хоть немного успокоить маму.

За ужином мы, против обыкновения, довольно много пили. Даже я выпила пять рюмок водки, и у меня закружилась голова. Мы легли спать, так и не приведя квартиру в порядок. Решили, что мы успеем сделать это завтра днем.

Назавтра я уже собралась идти в техникум, когда пришла соседка бабушки Дубинской. Там что-то случилось. Я, не раздумывая, бросила учебники и поехала к отцу.

У них тоже был обыск, но более тщательный.

– Отца нет! – сказала бабушка, едва я успела войти. – Его взяли утром с работы. Обыск длился всю ночь. Они ушли только под утро. Ничего не нашли, да и что у нас можно найти? Утром отец пошел в мастерскую, хотел отпроситься и сразу вернуться, чтобы мне помочь. Навести порядок после обыска – дело нелегкое. Но не прошло и получаса, как прибежал парень из мастерской и сказал, что отца забрали органы безопасности. Что делать? Куда обратиться? Ведь он тяжело болен.

– Неужели забрали?.. Может быть, только на допрос и он вот-вот вернется. У нас тоже был обыск, но все прошло как-то спокойнее. Бабушка, я ничего не понимаю. Почему? За что?

– Я его спрашивала утром, когда те убрались наконец. «Скажи, ведь я мать тебе! Ты в чем-нибудь виноват? Может, вздумал на старости лет политикой баловаться? Скажи прямо!» А он клялся, что ни о чем понятия не имеет, знает только дом и свою работу. Мне даже стыдно стало. Неужели я родному сыну не доверяю? Выпустят его, вот увидишь! Он не виноват! – Бабушка говорила бодро, но ее лицо, потухшее, осунувшееся от горя, заплаканное, противоречило ее словам.

Мы принялись за уборку, но работа не спорилась.

– Не хочется мне убирать, – вздыхала бабушка. – Ничего не хочется. Я даже цветы не полила.

– Я понимаю, бабушка, но прибраться все же надо. Посиди отдохни, я сама.

– Нет, нет, позовем дворничиху, она все сделает.

Я дождалась прихода бабушкиной жилички, Янки, стала собираться.