битве на Воронеже, о Коломне, о Рязани, о битве на Сити, Шеренском лесе, Владимире, Москве, Торжке… а потом Игнач Кресте и Козельске… Говорила, сама не очень представляя взаимное расположение городов. Кто из нас в двадцать первом веке знает, где находился Шеренский лес? Но было видно, что Роман понимает, о чем идет речь, значит, говорила не зря.

– Это все возможный ход событий. Ты можешь изменить, я верю, что ты сможешь изменить…

Я смотрела на умное, мужественное лицо и действительно верила, что вот этот человек перечеркнет все планы Батыя, что он остановит орду если не на Воронеже, то хотя бы под Коломной, что он спасет Рязань.

Мой голос уже умолк, я рассказала не все, не сказала, что сам Роман должен погибнуть под Коломной… Там спасется только сын Великого князя Юрия Всеволодовича Всеволод Юрьевич, ему удастся уйти с небольшой частью дружины. Вдруг меня осенило: а можно ли верить тому, кто сумел бежать?! Обычно такие твердят, что бились до последнего и остальные погибли. Вот она, лазейка для надежды – князь Роман тоже выживет, не знаю как, но выживет! Должен выжить!

А Рязань?

На сердце было неимоверно муторно.

– Я заставлю Юрия Всеволодовича привести дружины к Коломне, и черниговских князей тоже заставлю прийти. Туда сегодня отец уезжает за помощью.

– А Евпатий Коловрат?

– Что Евпатий Коловрат? – удивился такой осведомленностью Роман.

– Он с отцом или с тобой?

– Пока в Рязани, потом вместе со всеми.

Я чуть не заорала «Йес!», пришлось даже глаза опустить, чтобы князь не заметил метнувшейся во взгляде радости. Значит, есть пробелы в летописи, которые можно переиначить и что-то изменить!

– Роман, не отпускай Евпатия в Чернигов, он должен быть в Рязани, рядом с Рязанью, когда Батый подойдет.

– Я над боярином не властен, он отцу подчиняется.

– Значит, отца попроси, Евпатий Рязани будет нужен.

– Да у него дружина невелика…

Мы еще какое-то время говорили о возможном развитии событий, все сводилось к одному: сумеют русские князья объединиться и дать отпор все вместе – быть Батыю битым, а останутся каждый сам по себе – все будет, как я рассказала.

Уже все вроде говорено-переговорено, но было видно, что ему совсем не хочется уходить, несмотря на поздний час… А уж как мне не хотелось, чтобы он уходил!

– Настя…

Наконец-то! Я стояла к нему спиной, складывая немудреную посуду, руки Романа легли на мои плечи, слегка стиснув их.

– Настя… ждать будешь?

Я смотрела в синие-пресиние глаза и с горечью думала: как ждать, Роман? Я в двадцать первом веке, ты в тринадцатом, и тебе предстоит погибнуть, а мне… вообще непонятно что. Но как я могла сказать иное, кроме:

– Буду.

– Дождись, если буду знать, что ждешь, так выживу.

– Господи, да конечно, буду!

Этот мой вскрик разрушил все препоны между нами. Роману уже было неважно, что он держит в объятиях «несовершеннолетнюю», да еще и сосватанную боярышню, а для меня исчезли восемьсот лет разницы…

Его руки были сильны, а губы горячи… Такого секса у меня в жизни не было! Всю ночь мы попросту не могли оторваться друг от друга. Это называлось страстью во все века, мы едва знакомы, он князь, я боярышня, да еще и сосватанная… Мы нарушили все правила поведения, все нормы. Мне-то проще, я не местная, а каково Роману, зная, что я невеста другого, да еще и друга? Но его пронзило, как и меня, и было все равно.

Сейчас я понимала всех писателей сразу, создавших столько строк о любви, всех поэтов, слагавших ей гимны. Хотелось крикнуть на весь белый свет: «Люди, верьте, любовь есть!» Можно бы еще добавить, что настигнуть она может где угодно, например, женщину двадцать первого века в тринадцатом, да еще и в Рязани.

Плевать на Батыя, на осаду, на все невзгоды, даже на то, что мы из разных эпох. Я любила и была любима! Этим все сказано.

Утром Роман вдруг заявил:

– Настя, я тебя у Андрея пересватаю, он поймет. Ему твоя сестренка люба.

– Кто?!

– Ну, дочь Анеи, с которой ты приехала.

– Лушка?!

– Да, молода, конечно, но бойкая, – засмеялся Роман.

Вот те на! Лушка нравится моему жениху, а он явно ей? Чего бы не сказать об этом раньше, могло и не быть той ссоры с отцом. Я тоже рассмеялась:

– Пересватай, и Лушка будет рада, ей Андрей тоже люб.

Уже прощаясь перед дверью, Роман снова сгреб меня в охапку, целуя, попросил:

– Если что, уезжай в Козельск, я за тобой туда приеду, там найду.

Хотелось завыть волком: «Роман, миленький, Козельска тоже не будет!», но не верить в хороший исход я не могла, иначе все напрасно, все зря. Если я здесь для того, чтобы предупредить, то я свое дело сделала, значит, мне и правда пора обратно в Козельск. И в Москву? Отвечая на поцелуй князя, я вдруг почувствовала, что в Москву уже не очень-то и хочу…

Он быстро, не оборачиваясь, сбежал по ступенькам крыльца, взлетел в седло. Только рукой взмахнул, и снежная пыль за копытами его коня сказала мне, что сказка закончилась…

Я смотрела вслед Роману и думала о том, что мы больше никогда не увидимся. Даже если он не погибнет на Воронеже, а сумеет задержать татар (в чем я лично засомневалась, увидев его дружину, куда там против той черной массы, которую я видела во сне), то уйдет сразу в Коломну. Что бы там ни произошло, меня уже здесь не будет, я свое дело сделала, мне пора домой. Но я навсегда унесу с собой ощущение его крепких объятий и ласковый шепот в ночи…

Мне тоже пора уходить…