вдове 500 рублей на немедленный приезд, потому что прекрасно понимал, что денег у Натальи Николаевны, как всегда, нет.

В гостиной де Местров собрались сам Ксавье, его супруга, сестра умершей Софья Ивановна, и двоюродный брат Екатерины и Софьи Ивановны граф Григорий Александрович Строганов. Предстояло решить, как быть с завещанием покойной.

– Я отправил уведомление госпоже Пушкиной и деньги на возвращение в Петербург. У нее небось, как и в прошлом году, нет денег.

Софья Ивановна досадливо поморщилась:

– У Пушкиных никогда не было денег. И у Гончаровых тоже. Сергей Львович запустил Болдино и Михайловское, Афанасий Николаевич разорил Полотняный Завод. Теперь Натали добавит и Степанково.

Граф вздохнул с прискорбием. Село Степанково принадлежало Екатерине Ивановне и приносило немалый доход.

Еще при жизни тетушка твердила, что после ее смерти племянница не будет знать нужды. Она намеревалась завещать свое село Степанково Московской губернии с 500 душами крепостных Наталье Николаевне, исключив его из общего завещания, ранее сделанного в пользу своей сестры Софьи Ивановны де Местр, но так ничего и не оформила; даже уже будучи совершенно больной, не раз высказывая свою волю вслух, Екатерина Ивановна не оговорила точно, что село должно принадлежать именно Наталье Николаевне.

– Вот об этом я и хотел поговорить. Опека выкупила для детей Пушкина Михайловское, хотя, вы знаете, это стоило трудов. Но Наталья Николаевна молодая неопытная женщина, не сумела там сделать ничего, даже управляющего наняла первого попавшегося. Ее брат Дмитрий Николаевич Гончаров пытался навязать Опеке покупку в пользу детей еще и одного из гончаровских сел. Этого удалось избежать, ни к чему плодить разоренные деревни. Сама Наталья Николаевна использовала даже часть той суммы, что положена в банк за издание собрания сочинений Пушкина. Средств не останется скоро совсем.

Ксавье де Местр тоже вздохнул:

– Бедная девочка! С четырьмя детьми и безо всякой поддержки…

– Пожалеть Наталью Николаевну, конечно, следует, вы знаете, что и я жалею, а вот отдавать ей имение, полагаю, нет.

– Но как же…

– Екатерина Ивановна оставила свою волю только на словах. Она завещала племяннице свой гардероб, драгоценности и меха… Это можно отдать, даже если драгоценности и будут растрачены, невелика беда, а вот поручать молодой женщине 500 душ и немалое хозяйство – почти преступление. Найдется немало тех, кто захочет просто поживиться.

– Так что же делать, граф? – Софья Ивановна беспокойно оглянулась на мужа. Нарушать волю покойной ей вовсе не хотелось, как ни ссорились сестры, но на такое она пойти не могла.

Ксавье де Местр сидел в задумчивости. В словах графа Строганова был резон. Управлять имением самостоятельно Наталья Николаевна, действительно, не сможет, и действительно, немедленно найдутся желающие поживиться. Можно почти не сомневаться, что имение довольно быстро будет разорено и заложено.

– Я полагаю, что при вашей жизни Степанково должно оставаться у вас, с тем что вы станете выплачивать из его доходов некоторые суммы племяннице. А уж после завещайте его госпоже Пушкиной. К тому времени она станет взрослой серьезной женщиной, возможно, выйдет замуж, тогда ей можно будет доверить имение.

– Но что же скажут в свете?

– В свете отнесутся с такому поступку с пониманием. Об этом я позабочусь. Для детей Пушкина, о которых прежде всего и заботилась Екатерина Ивановна, это много лучше, чем если имение будет заложено или погрязнет в долгах.

Вечером в беседе с супругом Софья Ивановна снова коснулась этого вопроса:

– Нехорошо получается. Я не выполняю завещание Катрин.

– Думаю, граф прав, взвалить на Наталью Николаевну еще и заботы о Степанкове… Но ты должна давать ей денег, и еще пусть ездит в Степанково на лето, если захочет… Я слышал, что в Михайловском дом совсем непригоден для жилья. Возможно, пожив там, она вникнет в хозяйство и станет им интересоваться; если увидишь интерес к имению, отдашь его.

– Граф Григорий Александрович верно подметил: вокруг Натали начнут увиваться недостойные люди. Пусть и впрямь ездит на лето в Степанково, а пока будем просто давать ей денег. – Чуть подумав, Софья Ивановна покачала головой: – И денег давать не стану. У нее в руках не держатся. Сколько ни давай, все мало. Лучше я буду, как Катрин, покупать ткани на наряды да делать подарки.

– Ну, как знаешь…

Софья Ивановна не Екатерина Ивановна, ей не приходило в голову, что жить в Петербурге с четырьмя детьми и сестрой на 14 000 рублей в год, пытаясь дать детям образование, невозможно. Самим де Местрам едва хватало на двоих 40 000 рублей…

– Но как я скажу об этом Натали?! – вдруг вспомнила Софья Ивановна.

Выручил все тот же Григорий Александрович Строганов. Он пригласил Наталью Николаевну для беседы и в присутствии Софьи Ивановны изложил суть дела.

Возражать было просто нечего, Михайловское дохода не приносило, и Наталья Николаевна не представляла, как сделать, чтобы оно стало доходным, брат Дмитрий помогать не собирался, советовать некому. Село Степанково оставалось у Софьи Ивановны с обещанием помогать племяннице… по возможности…

Это был полный крах, Наталья Николаевна потеряла последнюю точку опоры, потому что Екатерина Ивановна все то время, что племянница жила в Петербурге, практически одевала ее, а потом и помогала с одеждой ее детям и Александрине. Софья Ивановна, во-первых, не была столь щедра, а во-вторых, за каждую малость требовала изъявления благодарности, видимо, ей доставляло удовольствие унижать красавицу Натали. За каждый присланный отрез ткани на платье нужно было долго выслушивать рассуждения о благодеяниях и благодарить, благодарить, благодарить…

Неужели это ее судьба – все время быть стесненной в деньгах, все время выпрашивать их, благодарить… Наталья Николаевна согласна жить тихо и скромно, но ведь есть еще дети. Государь распорядился учить сыновей Пушкина в казенных учреждениях за счет казны, но дети Пушкина крепким здоровьем не отличались, а потому отдавать их в казенное заведение Наталья Николаевна и не мыслила.