поведения непристойного: как ты мог, приступая к тому, что ты так искусно состряпал, не сказать мне о том ни слова, ни мне, ни Вяземскому – не понимаю!
Глупость досадная, эгоистическая, неизглаголанная глупость!..
Напиши немедленно государю письмо и отдай графу Бенкендорфу…
Если не воспользуешься этой возможностью, то будешь то щетинистое животное, которое питается желудями и своим хрюканьем оскорбляет слух всякого благовоспитанного человека;
без галиматьи, поступишь дурно и глупо, повредишь себе на целую жизнь и заслужишь свое и друзей неодобрение, по крайней мере, мое.
В. А. Жуковский.
3 июля 1834 г.».
Когда первый порыв прошел, Пушкин сообразил, что только что натворил. Если бы не помощь Жуковского, он действительно мог испортить себе и своей семье жизнь.
Уход в отставку означал не только потерю верных 5000 рублей в год, это была невозможность больше работать в архивах (кто же допустит к государственным бумагам частное лицо?), нужно было вернуть долг казне, в счет которого вносилась зарплата. К тому же обиженный государь больше не желал ни видеть, ни слышать поэта, а это означало невозможность печататься…
Государь с Бенкендорфом, обсудив нелепую выходку поэта, решили, что уж лучше оставить его на службе, чем предоставить самому себе… Ну, и дать отпуск на три месяца, чтобы съездил в деревню отдохнуть и повидаться с семьей.
Пушкин помчался в Полотняный Завод, но прежде сумел еще поссориться с владельцем квартиры, которую в предыдущий год нанимала Наталья Николаевна, потому что избил дворника, запиравшего по распоряжению хозяина ворота слишком рано. Пришлось съезжать.
Недолго думая, Пушкин взял дорогую квартиру, в которой до того жили Вяземские. Квартира для Пушкина слишком шикарна – 6000 рублей в год, деньги куда бо€льшие его заработка, которого он, впрочем, не видел, потому что его вычитали сразу в счет взятых в долг денег из казны.
Немного позже они переехали на третий этаж, но элитный дом не сменили, на Дворцовой набережной понравилось.
Получив нагоняй от Жуковского, квартиру от Вяземского и отпуск от Бенкендорфа, Пушкин немедленно отправился в Москву и следом в Полотняный Завод.
Это были такие счастливые дни! Они прожили вместе полмесяца, много гуляли, дурачились, весело чаевничали по вечерам, играли в разные игры, Пушкин читал стихи. Давние, те, что написал еще до их женитьбы, а она просила прочесть свои любимые сказки. Вдруг оказалось, что Азя знает все, абсолютно все стихотворения и даже поэмы Пушкина! Когда такое обнаружилось, Наташа впервые увидела своего мужа смущенным.
Пушкин с Азей мгновенно стали друзьями, она глядела на зятя восхищенными глазами, а он с удовольствием декламировал свои произведения. Только и Азя не понимала его прозы, ей больше нравились стихи.
Екатерина, которую дети потом стали звать Кока, недобро фыркнула:
– Начинают со стихов, чем кончат?
– Катя, ты что?!
– Да так… я бы на твоем месте не брала с собой Азю, мало ли что…
Наталья Николаевна возмутилась от души:
– Не говори глупостей!
На обратном пути в Москве они разъехались: сестры отправились в Петербург, а Пушкин снова поехал в свое Болдино – работать. Никто не мешал, и у него снова рождались шедевры…
Петербург восхитил и подавил одновременно, имперский город показал себя во всей красе. Сестры даже не сразу смогли привыкнуть к новому ритму жизни, к роскоши несколько другого порядка, чем в милой, патриархальной Москве.
Тетка Екатерина Ивановна слово сдержала, ей удалось представить Екатерину ко двору, и она была пожалована во фрейлины, хотя скорее сыграло роль родство с первой красавицей Пушкиной.
Но все оказалось не так-то просто. Пушкин настоял, чтобы Екатерина жила дома, а не во дворце, потому что там слишком вольные нравы. Тетушка, в порыве великодушия сначала пригласившая племянницу к себе, быстро опомнилась и с удовольствием с таким решением согласилась. Все же жить одной или иметь под боком племянницу, которой нужны пригляд и забота, не одно и то же.
Азя с Екатериной поселились вместе с Пушкиными. Быстро оказалось, что «сумасшедшие» для Полотняного Завода деньги в 4500 рублей в год каждой в Петербурге не так уж велики. Екатерина Ивановна подарила племяннице придворное платье за 2000 рублей, но большего сделать не могла, ведь племянниц теперь три, а доходы тетушки не выросли.
Из Петербурга к брату полетели бесконечные письма с просьбами не задерживать выплаты, прислать денег, прислать лошадей, снова денег, денег, денег… А Дмитрию не всегда удавалось выслать положенное в срок, девушкам приходилось туго. И взять не у кого, они быстро поняли, что Пушкины сами живут в долг.
Однако самым неприятным было не это.
Во-первых, фрейлины не желали признавать своей «какую-то» Гончарову. Доходило даже до скандалов. Во-вторых, многое Екатерина просто не могла себе позволить, и это тоже сильно мешало. Скромно выглядеть можно в повседневной жизни, а на балах это возбраняется.
Но главное: то, за чем они приехали в Петербург, – замужество – оказалось здесь еще менее реальным, чем дома. Если сосед-помещик еще мог взять замуж бесприданницу, то аристократ в блестящем Петербурге никогда! Оказалось, что грациозности, умения прекрасно держаться в седле, чем славились сестры, тонкой талии и еще много каких качеств совершенно недостаточно, если у тебя нет приданого. Можно быть привлекательной, но, если ты бедна, никакой шарм не спасет, твоим уделом все равно будет вдовец или чиновник среднего класса.
Это куда лучше жены понимал Пушкин. Он-то сознавал, что никто сестер замуж не возьмет. Александре скоро 24 года, а Екатерине так и вовсе 27-й. К тому же обе девушки вовсе не так хороши, как их сестра. Если у Натальи Николаевны едва заметная косина придавала взгляду дополнительное очарование, то у Екатерины глаза косили уже откровенно. А у Ази все портил желтоватый цвет кожи. Оказываясь рядом со своей красивой сестрой, они и вовсе проигрывали.
Умненькой Азе демонстрировать свои способности было просто некому. Однако девушки не сдавались, Екатерина просто стала реже бывать во дворце, императрица не настаивала, потому что видеть косую фрейлину тоже не слишком приятно, зато они много ходили в театры, много танцевали всюду, где только возможно, катались, гуляли, стараясь не упускать ни один погожий денек.
Первое время сам Пушкин с удовольствием показывал свояченицам город, вывозил их вместе с женой, Наталья Николаевна даже смеялась:
– Я становлюсь пожилой дамой, вывожу в свет молодых девиц!
Но она снова была беременна, и поэтому довольно скоро их поездки и выходы в свет сократились. И все равно зиму провели весело, во всяком случае, так казалось неизбалованным сестрам.
В мае Наталья Николаевна родила еще одного сына. Она хотела назвать мальчика Николаем, но Пушкин почему-то заупрямился, стал малыш Григорием.
– А Николаем будет следующий…
Пушкины очень хотели бы уехать в деревню хотя бы на полгода, это могло помочь чуть сэкономить, но как быть с сестрами Натальи Николаевны? При одной мысли о возвращении в Полотняный Завод им становилось дурно, девушки прекрасно понимали, что обратно уже никогда не вернутся, еще раз их брат не отпустит. Пришлось учитывать и интересы своячениц. Сестер надо было пристраивать, ради этого сняли дачу на Черной речке. Дорого, Пушкиным снова не по карману, зато неподалеку, в Новой Деревне, стоял в летних лагерях Кавалергардский полк. Сами кавалергарды приезжали на многочисленные концерты, балы, маскарады…
Именно там впервые кавалергард Дантес заметил красавицу Пушкину, а его самого – Екатерина Гончарова.
Пушкину нужно было работать, он не мог развлекаться за компанию со свояченицами,
