Тосковали в Полотняном Заводе ставшие вдруг никому не нужными сестры Екатерина и Александра.

Видя, что жена рвется к родным всей душой, Пушкин объявил, что нечего ей в Петербурге до выкидышей прыгать, надо ехать в деревню, как только дороги позволят.

Дороги позволили уже в апреле, и Наталья Николаевна в середине месяца отправилась с детьми сначала в Кариан, в Ярополец, а потом в Полотняный Завод проведать родню.

К ее приезду не просто готовились. Наташа впервые приезжала в качестве замужней дамы, причем дамы петербургской, привыкшей к придворным балам, к блеску света, не раз танцевавшей с императором…

Сестры извели Дмитрия Николаевича просьбами сшить им новые амазонки для верховой езды и хотя бы по одному ситцевому платью. Нельзя же позориться перед столичной красавицей, а слухи о красоте сестры и ее светских успехах докатывались даже в провинцию, не говоря уже о Москве.

Столичная красавица оказалась все той же Наташей Гончаровой, простой, ласковой, скромной… Она безумно похорошела, хотя, казалось, куда уж, но Наташа из тех женщин, которым рождение детей идет. Сестрам искренне обрадовалась, расцеловала и даже всплакнула. Детьми своими гордилась и была счастлива, что они понравились.

Сначала смущались все, даже Дмитрий Николаевич, не зная, как держать себя с петербургской красавицей, но быстро поняли, что сестренка если и изменилась, то просто стала мудрее и заботливее. Это радовало, все барьеры рухнули, Наташа словно вернулась в счастливое детство.

Она бегала по утрам на пруд купаться, скакала с высокого крыльца на спор или наперегонки с мальчишками, ездила верхом, гуляла – в общем, вела себя вовсе не как светская львица, а как Наташа Гончарова без материнского присмотра. Сестры радовались, брат делал вид, что хмурится, потому что взрослая женщина словно ребенок, а старшие сестры ей потакают.

Маленькую Машку избаловали, рыжего Сашку тем более. Сестры, у которых своих детей не предвиделось, были рады повозиться хоть с племянниками.

Но бывали и вечера, когда Наташа все же рассказывала о светской жизни Петербурга, о балах, раутах, маскарадах, о театрах, музыкальных вечерах… И снова хмурился Дмитрий:

– А когда же делом заниматься, если вы все время по балам? Неудивительно, что у Пушкина вечно денег недостает. Писать небось некогда.

Это была правда, и Наташа краснела, уверяя, что муж и пишет тоже… по ночам. К поэтам всегда вдохновение по ночам приходит.

Это тоже было правдой, Пушкин любил работать ночью, а днем потом спать. Но правдой было и то, что не хватало денег. Литературными трудами прокормить семью можно, а вот вести светскую жизнь нет. Чтобы иметь квартиру в престижном районе, нужны деньги. Чтобы иметь выезд, тоже. И на бальные платья нужны. И на маскарадные костюмы, и на слуг, и на Английский клуб, и на нянек, на кормилицу, на перчатки, на веера, на лорнеты, на всякую мелочь тоже нужны.

Наташа ловила слегка недовольный взгляд брата, говоривший о бестолковой трате средств, и восхищенно-завистливые взгляды сестер, мол, какие веера и лорнеты, нам бы платья ситцевые…

– А мы и забыли, как в театре ложи выглядят. Все развлечения в том, что маменька в Кариан вдруг свозит. Но там приживалок полно, только и слышно молитвы да поклоны…

– Скучно, Таша, хоть волком вой. Никому мы не нужны, даже вон Дмитрию.

Дмитрий отмахивался:

– Не до вас.

– Вот так всегда, всем не до нас. А нам-то что делать? Уже в старых девах, а изменений не предвидится.

Это была тема, не раз обсуждаемая в письмах. Тетка Екатерина Ивановна предложила взять одну из сестер, понятно, что старшую Екатерину, к себе и постараться представить ее ко двору, чтобы императрица сделала фрейлиной. Самой Екатерине о таком было страшно даже думать. Попасть из Полотняного Завода прямо ко двору….

Но для этого требовалось, прежде всего, решить два вопроса: во-первых, ехать в Петербург без денег, рассчитывая только на тетку, никак нельзя. Пушкин был прав, когда возражал, кошелек у Екатерины Ивановны не бездонный, всех содержать не может.

Во-вторых, Наталья Николаевна понимала, что, забирая в Петербург Екатерину, Александру оставлять одну здесь нельзя, это будет уж совсем нечестно. Загряжская предложила взять во дворец старшую, а младшей поселиться у Пушкиных, мол, Азя будет помогать Таше воспитывать детей.

Прочитав о таком предложении впервые, Азя разрыдалась. Неужели у нее судьба настоящей старой девы – жить приживалкой и воспитывать племянников? Было действительно горько. Сестры по сравнению с Наташей некрасивы, но что же им, пропасть в глуши, где женихов днем с огнем не сыщешь?

Наталья Николаевна попыталась успокоить:

– Азя, никто тебя возиться с моими детьми не заставит, я и сама справлюсь. А вот в свет вывезти смогу. Не всюду, для этого часто приглашения нужны, но смогу.

Видя, как заблестели глаза сестры, обрадовалась:

– Ты согласна?

Странный вопрос, как могла быть не согласна с таким предложением девушка, потерявшая уже всякую надежду когда-нибудь вырваться из глуши?

Но решение вопроса зависело не от Наташи и даже не от тетки Загряжской, согласие могли дать или не дать двое мужчин: Дмитрий Николаевич Гончаров и Пушкин. Дмитрий Николаевич – потому, что ему предстояло отправлять деньги на содержание сестер, как он уже посылал брату Ивану, поступившему на службу в императорскую гвардию.

А Пушкин потому, что жить сестрам предстояло в его доме. Пушкин и слышать не желал, чтобы его свояченица поселилась во дворце, слишком хорошо зная придворные нравы.

Пушкин оставил решение вопроса на усмотрение жены: «Хочешь забирать обеих сестер, забирай». И словно чувствуя что-то, добавлял, что в доме должна жить одна семья: муж, жена и дети или родители, если престарелые.

Знать бы, к чему приведет все это, может, и правда, Наталья Николаевна не настаивала бы на переезде сестер в Петербург? Но человек не знает будущего, а Таше очень хотелось помочь сестрам выбраться из тихого омута деревенской жизни…